Читать книгу - "Караван в Ваккарес - Алистер Маклин"

Сессиль с трудом сохранила внешнее спокойствие, однако даже при вечернем освещении было видно, как она покраснела.

— Это нечестно.

Боуман моргнул, посмотрел на нее и произнес:

— Простите меня. Я не то хотел сказать. Если бы у вас были дети и один из них пропал, как бы вы прореагировали?

— Не знаю.

— Сожалею, что спросил об этом.

— Я бы, конечно, волновалась. — Она не могла долго обижаться или сердиться. — Возможно, я бы здорово волновалась, но не впадала бы в истерику и не выглядела бы столь убитой горем, пока...

— Пока что?

— О, я не знаю! Я имею в виду, что если бы у меня была причина поверить, что... что...

— Что?

— Вы очень хорошо понимаете, что я имею в виду!

— Я никогда и не пойму, что женщины имеют в виду, — грустно произнес Боуман. — Но на этот раз догадываюсь.

Они пошли дальше и буквально столкнулись с ле Гран Дкжом и Лилой. Девушки заговорили, и Боуман понял, что, если следовать правилам хорошего тона, знакомство неизбежно. Ле Гран Дюк пожал его руку и сказал:

— Очарован, очарован!

Однако было видно, что он вовсе не рад, а просто как аристократ хорошо знает, как вести себя в подобной ситуации. У него оказались неожиданно крепкая рука и рукопожатие человека, сдерживающего свою силу.

— Очаровательные! — произнес он, обращаясь исключительно к девушкам. — Вы знаете, что все эти цыгане пришли из дальних стран, находящихся за «железным занавесом»? Большинство из них венгры и румыны. Их вожак по имени Кзерда проделал путь от берегов Черного моря. Я встречал его в прошлом году. Это как раз он так громко беседовал с той женщиной.

— А как им удалось преодолеть границы? — спросил Боуман. — Особенно между Востоком и Западом?

— Э? Что? А? — Ле Гран Дюк наконец обратил внимание на Боумана. — Цыгане путешествуют беспрепятственно, особенно когда известно, что они совершают ежегодное паломничество. Все боятся их, считая, что они имеют дурной глаз, могут напустить порчу, причинить зло и несчастья тем, кто им помешает; мне кажется, коммунисты верят этому так же, как и все. Конечно, это чепуха, сущий вздор. Но люди верят. Пойдем, Лила, пойдем. У меня такое предчувствие, что мы сами убедимся в этом сегодня вечером.

И они пошли. Сделав несколько шагов, герцог остановился, оглянулся, мельком взглянул на Сессиль, затем отвернулся и покачал головой.

— Какая жалость, — сказал он Лиле, как ему показалось, шепотом. — Я имею в виду цвет ее волос. — Они двинулись дальше.

— Не обращайте внимания, — мягко сказал Боуман. — Вы мне нравитесь такой, какая вы есть.

Девушка поджала губы, но не смогла сдержать улыбки. Обидчивость была не в характере Сессиль Дюбуа.

— Вы знаете, он прав. — Она взяла Боумана за руку, и только он хотел сказать ей, что убеждения герцога в превосходстве блондинок не согласуются с постулатом о божественной непогрешимости, она продолжила, сделав широкий жест: — Действительно, все прекрасно...

— Если вам нравится атмосфера цирков и балаганов, — подхватил Боуман язвительно. — А мне не очень-то по душе подобные развлечения, я всегда стараюсь избегать их. Однако это, видимо, в вашем вкусе; хотя я и восхищаюсь тем, как работают эти люди.

А то, что цыгане мастера своего дела, нельзя было не признать. Быстрота, сноровка и слаженность, с которыми они собрали свои палатки и киоски, вызывали восхищение. В считанные минуты были готовы столы для игры в рулетку, тир для стрельбы, четыре кабины для гадалок, палатки для продажи съестного и сладостей, две — для продажи ярких цыганских нарядов, большая клетка для каких-то птиц, обладающих явной способностью подражать человеческому голосу и используемых цыганами для предсказания судьбы. Группа из четырех цыган, устроившись на ступеньках кибитки, начала играть на скрипках задушевную среднеевропейскую мелодию. Передний дворик и автостоянка уже заполнились медленно прогуливающимися людьми, среди которых были постояльцы отеля и гости, обитатели Ле Боу и множество цыган. Пестрая толпа, состоявшая из самых разных людей — от ле Гран Дюка до представителей самых низших сословий, — слилась в единое целое, получая удовольствие от общения друг с другом, и только метрдотель ресторана стоял на лестнице, ведущей в передний дворик, и наблюдал с отчаянием и мученической покорностью, как пространство вокруг фешенебельного отеля превращается в ярмарку простолюдинов.

У входа в передний дворик появился полицейский. Это был потный здоровяк с красным лицом; езда на велосипеде по крутым дорогам в тихий теплый майский вечер явно не доставила ему удовольствия. Он прислонил велосипед к стене как раз в тот момент, когда рыдающая цыганка, закрыв лицо руками, повернулась и побежала к кибитке, окрашенной в зеленый и белый цвета.

Боуман подтолкнул Сессиль локтем:

— Давайте прогуляемся туда, согласны?

— Я не пойду. Это неприлично. Кроме того, цыгане не любят людей, сующих нос в чужие дела.

— Совать нос в чужие дела? С каких это пор забота о пропавшем человеке является чужим делом? Ну, поступайте как знаете.

Как только Боуман отошел, подъехал джип, резко затормозив на гравийном покрытии двора. Молодой цыган, сидевший за рулем, выскочил из машины и побежал к Кзерде и полицейскому. Боуман остановился неподалеку, стараясь держаться на некотором расстоянии от них.

— Не нашли, Ференц? — спросил Кзерда.

— Никаких следов, отец. Мы обыскали весь район. Полицейский вытащил черную записную книжку:

— Где его видели в последний раз?

— По словам матери, менее чем в двух километрах отсюда, — сказал Кзерда. — Мы останавливались на ужин недалеко от пещер.

Полицейский обратился к Ференцу:

— Вы искали в пещерах?

Ференц перекрестился и ничего не сказал. За него ответил Кзерда:

— Нечего задавать такие вопросы. Вы же знаете, ни один цыган не войдет в эти пещеры. Это дьявольское место. Александре — так зовут пропавшего юношу — никогда бы не пошел туда.

Полицейский убрал свою записную книжку:

— Я бы тоже туда не пошел, особенно ночью. Местные жители считают, что в них обитают злые духи. Я тоже родился здесь. Завтра, днем...

— Да он появится гораздо раньше, — сказал Кзерда уверенно. — Много шума из ничего.

— Женщина, которая только что ушла, — это его мать?..

— Да.

— А почему она так расстроена?

— Он единственный сын. А вы знаете, что это значит для матери. — Кзерда слегка пожал плечами. — Я полагаю, мне лучше пойти и поговорить с ней.

Он ушел. Ушел и полицейский, а следом Ференц. Боуман не колебался: он видел, куда направился Кзерда, догадывался, куда пошел полицейский — в ближайший кабачок. Ни тот, ни другой не интересовали его в данный момент. Его заинтересовал только Ференц: было что-то настораживающее в той стремительности и целенаправленности, с какими он прошел через арку к месту стоянки автомобилей. Что он собирался делать? Боуман неторопливо последовал за ним и остановился под аркой.