Читать книгу - "Незнакомка в зеркале - Лив Константайн"

20 октября: Ввожу ложное воспоминание о том, как Зэйн сталкивает ее с лестницы, после чего у нее случается выкидыш. За несколько сеансов я введу достаточное количество ложных воспоминаний о его жестокости, чтобы она больше никогда не захотела его видеть. Память о страшных сценах из детства мы изменим, а искусственные воспоминания о жестоком муже оставим как есть. Ей нужно будет помнить об этом, чтобы оставить его и жить со мной. Вижу теперь, что только я могу ее спасти. И она всегда будет благодарна за то, что я ее спас.

Она поднимает голову, глаза презрительно сузились.

– Ты вырываешь факты из контекста, – умоляюще говорю я. – Муж действительно бил тебя. Я люблю тебя, Кассандра, у нас с тобой семья.

– Хватит! Это у меня семья. У тебя с сегодняшнего дня нет ничего. Я донесу на тебя в больничный совет. Ты больше ни с кем не сможешь так поступить.

– Да пойми же, я только любил тебя!

Она что-то швырнула в меня. Книгу. Я подобрал ее и похолодел от ужаса. Это была книга моего отца «Ложные воспоминания: ненадежность нашего мозга».

Она заговорила быстро-быстро:

– Я зашла на работу узнать, не возьмут ли меня назад, на неполную неделю. Мне передали коробку, которую оставил Зэйн. Внутри была записка от него. Они не знали, как со мной связаться, и все это время хранили коробку у себя. В коробке была книга твоего отца и мой дневник. Я позвонила Зэйну, и он рассказал, как ты пресекал все его попытки повидаться со мной.

Она злобно смотрела на меня, сжимая кулаки от еле сдерживаемого бешенства:

– Тот страшный день, который ты заставил меня «помнить», – она показывает пальцами кавычки, – день, когда Зэйн столкнул меня с лестницы. Это был следующий выходной за Днем независимости. Зэйна все это время не было в городе.

Она подошла ко мне с дневником в руках и ткнула пальцем в страницу:

– Здесь все написано. Его даже близко не было в те выходные, когда он якобы изнасиловал меня и избил. Ты заставил меня думать, что мой муж насильник, а он не сделал ничего плохого! Из-за твоей лжи я разрушила ему жизнь, разрушила свой брак. Поверить не могу, что я пришла к тебе за помощью, а ты заморочил мне голову и соблазнил меня.

Я чувствовал себя втоптанным в грязь. Слова летели в меня слишком быстро, я не успевал все осознать и тем более защититься. Единственным выходом было загипнотизировать ее, потом увеличить дозу амобарбитала, но не мог же я начать сеанс, пока она в таком состоянии. Нужно было утихомирить ее, чтобы она ничего не натворила в слепой ярости. А потом, когда она ляжет спать, я все устрою.

И я сказал единственное, что мог в тот момент придумать:

– Я знаю, это кажется ужасным, но я все объясню. Он действительно был жесток с тобой. Может быть, не физически, но эмоционально – да. Мой отец точно так же был безучастен к маме. И из-за этого она покончила с собой. Ты была в депрессии по вине своего мужа. Я спасал тебя.

– Спасал? Впихивая ложные воспоминания? Заставляя верить в то, чего не было?

– Я пытался тебе помочь.

– Когда я прочитала дневник и поняла, что Зэйн не мог сделать то, о чем ты рассказал мне, я решила найти твои записи о лечении. Сегодня я пришла к тебе в больницу, в твой кабинет. Я знала, что утром у тебя медосмотр и ты уйдешь.

– Что? Как ты проникла ко мне в кабинет? Он был заперт.

– Удивительно, с какой готовностью люди помогают, если их вежливо попросить. Я убедила охранника, что в качестве сюрприза хочу сделать перестановку в кабинете. И он впустил меня.

В ее голосе звучит угроза:

– Я нашла твои записи. Все написано черным по белому – как ты вводил мне воспоминания о его побоях и насилии.

Она бушевала, голос сорвался на истерический визг:

– Почему, Джулиан?! Почему?!

Как мне было объяснить ей свое инстинктивное знание: муж обращается с ней дурно, и ее нужно подтолкнуть к разводу? Одного его равнодушия или бесчувствия к ее горю после выкидышей было бы недостаточно. Он был жесток с ней, пусть и не физически, – либо она подавила в себе эти воспоминания. Я знал: если она поверит в побои, то развод покажется ей оправданным решением. Насилие есть насилие, просто она не понимала, что эмоциональное насилие – это не менее мощная штука, чем физическое. Я не мог спасти маму, но мог спасти ее. Все, что я сделал, – исправил ее представления о том, что хорошо и что плохо, и помог сделать правильный шаг.