Читать книгу - "Пятерка - Роберт МакКаммон"

Кочевник еще раз посмотрел на кусок кварца. В нем есть, во что верить, подумал Кочевник.

Он верил когда-то, что до чего-то дойдет в этой работе. Верил, что когда-нибудь уплатит все свои долги. Он найдет Ту Самую песню, с Той Самой мелодией. Естественно, с Той Самой группой. Он думал — верил, желал, как хочешь назови, — что «The Five» и есть Та Самая группа. Что в ней соединились таланты, личности и желания, насколько такое возможно в одной группе. Совершенны ли они все? Нет. Совершенна ли «The Five» как группа? Вот уж нет. Но они очень, очень старались…

Он вспомнил слова Феликса Гого, и в них была горькая правда: «Талант — дело двадцать пятое по сравнению с честолюбием, а оно по важности начисто уступает личности».

И надо добавить еще два необходимых ингредиента: связи и везение. Но даже когда соединишь это все, что-то может свихнуться с пути и загубить все.

Он представил себе, как раздваивается, делится между Кочевником и Джоном Чарльзом. В его воображении Джон Чарльз отделился от Кочевника и сел напротив.

— Жуть до чего хреновое дело, — сказал Джон Чарльз. — Ты знаешь, о чем я.

«Знаю», — мысленно сказал Кочевник своему воображаемому соседу.

Он говорил о новой музыке, которую остинская группа «Ezra’s Jawbone» закончила писать в феврале. Кочевник дружил с певцом и клавишником группы, которые писали все ее песни. Они закончили проект с названием «Дастин Дэй», дали ему послушать тестовый диск и отослали пакет на фирму «Эм-Ти-Би-Эф рекордз», с которой был контракт. «Дастин Дэй» — это была рок-опера про молодого человека, который вдруг просыпается в гостиничном номере в незнакомом городе и понятия не имеет, кто он и откуда. Музыка развивается, и возникает идея, что Дастин Дэй, получивший имя от стертого отпечатка сигнатуры на лежащем в номере блокноте, может быть Вторым Пришествием, может быть Диаволом во плоти, и он сам не знает, кто он, но кто-то оттуда — может быть, и не один кто-то — пытается его убить прежде, чем он выполнит то, что должен выполнить, а он не знает, будет это в результате служить Добру или Злу. Или он просто сбежавший псих? Кочевник не религиозен, но концепцию «свет против тьмы» понимает. Она есть во всех хороших ужастиках.

— Музыка потрясающая, — сказал Джон Чарльз, и Кочевнику пришлось согласиться.

Пятнадцать песен, две из которых приближались почти к семиминутной отметке, а одна еще длиннее десяти минут, просто сносили крышу. Они цепляли, уходили в неведомое, аранжировка и вокал как с цепи сорвались, и посреди песни менялись тональность и темп, что вообще не может быть допустимо, но для Кочевника это звучало как самая свежая, самая живая музыка, которую он в своей жизни слышал. А еще была последняя песня, так и называвшаяся «Последняя песня», от которой Кочевник ночами не спал, мысленно прокручивая ее снова и снова и думая, что это будет огромный прорыв для «Ezra’s Jawbone».

— Ты знаешь, что было дальше, — напомнил ему Джон Чарльз.

«Суки в костюмах», — ответил ему Кочевник.

Ошалевший от изумления его друг, ведущий певец, рассказывал, что первое впечатление от «Дастин Дэй» на «Эм-Ти-Би-Эф» было — отсутствие синглов. Что некоторые мотивы — блин, они их «мотивами» звали! — слишком длинные, такие длинные мотивы слушать не будут. Извините, конечно, но это один из самых непонятных, худших наборов мотивов, который они когда-либо слышали. Что «Ezra’s Jawbone» двумя предыдущими выпусками уже создала себе репутацию группы стиля хард-рок/кантри-фанк, и то, что они сейчас делают, в имидж не ложится. Ну что за смысл в том, что люди сидят и разговаривают, или ловят призраков, или хрен еще знает, что они делают и зачем тут шатаются. А потом — вопрос насчет религии. Нет, уж кто-кто, а мы все точки зрения и все мнения уважаем, но это же совсем другое, куда нас тут тянут. «Эм-Ти-Би-Эф» не является христианским брендом. Вы видели наш последний хит-лист ай-тюнсов? Ни одной религиозной мелодии. Ни одной. Nada. Здесь вы по зыбучему песку ходите. Ваша аудитория хочет развлечений, а не проповеди. Наш бизнес — развлекательный. Так что мы должны сказать, и притом мы в этом единодушны, что «Дастин Дэй» просто не подлежит выпуску. А теперь, прояснив этот вопрос… Мы могли бы вас сцепить с зарекомендовавшей себя в смысле продукции группой, которую имеем в виду, и она поможет вам переделать эту запись, но вы должны им позволить делать то, что должно быть сделано, потому что Богдан Анастасио и Дзи Чао требуют полной власти.

— Эти тошнотные мудаки, — фыркнул Джон Чарльз.

«Можешь себе такое представить? — спросил Кочевник. — Сидят эти костюмы на заседании, слушают „Дастин Дэй“ и говорят, что это дерьмо, потому что ни одного сингла в нем нет! И это же они весь бизнес на фиг уронили с обрыва».

— Ага, — согласился Джон Чарльз.

«Не сбросили цену на диски, когда это можно было сделать, — сказал Кочевник. — Нужно было сделать, наполовину сбросить, до полцены. И все независимые торговцы компактами и винилом прогорели, а эти индивидуальные магазинчики, друг, — это же кровь и жизнь отрасли. — Он сделал паузу — отпить своего черного кофе. — И прежнее так и не восстановилось», — сказал он себе своим мысленным голосом.

— И все равно надо делать то, что должен, — сказал Джон Чарльз.

«Правда?» — спросил Кочевник, но тут он увидел, что официантка несет еду, и Джон Чарльз скользнул обратно в него, потому что они оба были голодны.

Официантка, снова стараясь не глядеть в глаза, хряпнула на стол тарелку с сандвичем, а потом еще тарелку…

— Это что? — спросил Кочевник.

Она глянула на него щелочками глаз:

— Картошка с сыром, как вы заказывали.

Запах желтого сыра, намазанного на картофель, он учуял раньше, чем увидел сыр.

— Я это есть не могу.

— Вы заказали, — ответила она.

— Нет, я заказывал по-гречески.

— Нет, с сыром.

— Послушайте, мэм, — начал Кочевник, чувствуя, как в животе собирается ком. «Легче, — сказал бы Джордж. — Спокойнее, друг». — Я знаю, что я заказывал.

Она стояла, вперившись в него взглядом, угольно-черные глаза горели яростью, голова склонилась набок, будто готовилась сорваться с шеи и откусить Кочевнику причиндал.

— О’кей, — сказал Кочевник, протягивая руки вперед ладонями, чтобы сохранить мир. На шум стали оборачиваться посетители. — Забудем это дело. — Он отодвинул неприятную картошку. — Я съем свой сандвич, и ничего не…

— Нет, если хотите картошку по-гречески, я вам принесу ее по-гречески! — Официантка цапнула картофель с сыром. Лицо у нее скривилось, покраснело, гнев готов был брызнуть из нее, как брызгали у нее сопли из носа и слюна изо рта. — Я вам принесу картошку по-гречески, но вы ее не заказывали!

Она почти орала.

«Идиотка, записывать надо!» — едва не сказал Кочевник. Сделав глубокий вдох, он вцепился обеими руками в край стола и попытался выдавить из себя улыбку, но это не получилось.