Читать книгу - "Завещание Сталина - Эдуард Скобелев"

Рабочий класс Германии сражался в прошедшей войне не только против «всемирной диктатуры пролетариата», которая во многом тоже была фикцией, когда меня подняли к власти. Немецкий народ отстаивал интересы германских промышленных, финансовых и политических кругов и неосознанно вместе с ними — программу всемирной промышленной, финансовой и политической олигархии. Как и советский народ, как и я, между прочим.

Исчез ореол и вокруг английской политэкономии. Выяснилось, что деньги и товар — не чисто экономические категории. Это в гораздо большей степени психологические, культурные и социальные категории. Деньги разрушают солидарность цивилизованных наций, вызывают расслоение общества, предопределяют его деградацию в духовном плане. Деньги — орудие изменения и покорения народов. Это антиприродное изобретение: в Природе нельзя накопить чужой труд, и это единственно разумно.

Деньги — чисто условная мера стоимости. Состояние страны, сущность власти в ней, её положение в геополитических калькуляциях — всё это вызывает либо подорожание, либо подешевление денег, разрушая все «научные критерии».

Деньги — это, в конечном счёте, власть объединённых по всему миру заговорщиков, власть космополитического Интернационала, власть махинаторов и спекулянтов. Иначе говоря, банды, которая, прикрываясь общими интересами, обманом и насилием обеспечивает свою собственную гегемонию.

Может быть, вам, более молодым, способным быстро переналаживать мышление в технической сфере, покажется эта переналадка мозгов в философском плане чем-то необычайным. Отвечаю: это жизненная необходимость. В будущем, конечно же, раскроют существующие здесь зависимости, я же пришёл к этому чисто интуитивно. Нельзя подчинять свой разум изобретаемым или усваиваемым чужим схемам. Может, оно и спокойней жить и умереть в 60 лет с кругозором, который установился к 20 годам. Но учёному, поэту, политику, проповеднику пагубно терять живую связь с миром. Причём, не только с тем, который существовал прежде и существует сегодня, но и с тем, который придёт завтра. Революция, а затем и гражданская война показали мне примитивность и односторонность марксистских формул. Но ими нужно было по необходимости овладеть, чтобы затем успешно отбросить — преодолеть. Это вводящий в заблуждение, намеренно упрощённый взгляд на мир, взгляд обманутого пролетария, которого обобрали до нитки, у которого ничего нет, кроме ненависти к более состоятельному соотечественнику. Но сегодня мы — люди, создавшие новое государство, развившие новую культуру, установившие новые отношения с миром. В тяжелейшей борьбе, в смертельных схватках мы обрели независимость духа. И будем сметены событиями, если законсервируем марксизм, а, стало быть, и государство, отвечающее его постулатам. Мы получим массу людей, которым будет тесно в убогих рамках наших доктрин, они будут ненавидеть эти доктрины и пытаться отбросить их. Если же враг найдёт ключ к сердцам недовольных, а он его ищет и обязательно найдёт, мы поставим под угрозу всю нашу созидательную, самоотверженную работу. Враг повсюду разжигает недовольство, в невежественных, несамостоятельных душах особенно. Обман и предрассудки — в этом суть новейших идеологических атак.

Чуть только нация начинает называть себя нацией гениев и избранных, она источает бандитизм, насилие и порок. Бездельники и паразиты — самые злые и непримиримые враги миропорядка. И я не сразу разобрался, отчего революционное движение постоянно сопровождалось террором и грабежами. Отчего гражданская война превратилась в море жестокого насилия. Отчего в войне с гитлеровской Германией было столько преступных перекосов. Теперь я отчётливо вижу руку «Интернационалиста»: ему плевать на народы и на конкретных людей. Скажу больше: если когда-либо в будущем наша жизнь подвергнется штурму контрреволюции, страну охватят прежде всего убийства и насилия, измены, провокации, обман народа. Всё это — неизбежный продукт разрушительных действий сверхэгоистических, сверхнационалистических, но упорно маскирующихся сил ненависти.

Скажу и о другом, что также не должно удивлять. Не надо обольщаться достигнутым уровнем научности нашей политической теории и практики. Это идеологические условности, они уже неоднократно появлялись в истории, только, может быть, впервые они закольцованы в доктрину всемирной религии пролетариата. Доктрина рассыплется, а вместе с ней полностью выродится наша партия. Никакая партия не может быть вечной: из средства решения определённых политических задач она со временем становится ярмом и обузой для тех, кому время навязывает иные задачи и цели… Я вошёл в революцию со стороны, я не мог никому диктовать своих условий. Да я и не понимал всего таким образом, как я понимаю сегодня, наученный горьким опытом коварства, измен и подлостей.

Мне как-то говорил Ленин, что мы (цитирую) «обязаны использовать имеющуюся доктрину революционизации» только потому, что иначе в такой громадной и неповоротливой стране, как Россия, мы не сумеем ошеломить одних, подавить других и обмануть третьих. Это всё его слова — «подавить», «ошеломить» и «обмануть»… Но время репрессий и обманов кончилось, потому что едва завершённая нами война уже ставит на повестку дня ещё более жестокую и масштабную войну. Это будет война, где уже нельзя будет управлять с помощью цитат из писаний Маркса или Ленина. Я не обольщаюсь и в отношении Сталина. Нация должна сегодня сделать рывок в своём материальном и духовном развитии. И чем выше она встанет в ближайшие 10–15 лет (при условии, что нам удастся сорвать планы поджигателей войны), тем быстрее осыплется вся эта марксистская штукатурка. Мы обязаны совершить новые подвиги самоотречения, претерпеть новые тяготы, чтобы не потерять завоёванных позиций. Разве это просто? Из одних мытарств в другие — разве просто? Но иного пути нет. Мы должны выработать за эти годы совершенно новую философию бытия, новые массовое понимание общего и частного и — главное — дать пример нового, гораздо более высокого быта. Изба без света, земляной пол, скверные дороги и безумные от пьянства и вседозволенности начальники, примитивные лозунги, всеобучи предрассудков и прочее — это должно отойти в прошлое. Быть может, уважаемое, как музей памяти, но не более того…

Все сложности впоследствии свалят на Сталина, это понятно. Но Сталин жил и работал среди опытнейших негодяев, прикрывавшихся революционной фразой. Они повсюду провоцировали репрессии, душили страну призывами к терпению и лишениям. Один Тухачевский чего стоит. Под видом необходимости он толкал страну в пропасть гонки вооружений. Стало быть, в дальнейший голод и страдания миллионов. Честно говорю, во многих случаях мы и катились в пропасть. Сталин не поспевал уследить за всем и всеми. Это только в головёнке обывателя каждый руководитель обязан видеть все его беды. Руководителю, даже самому честному, приходиться опираться на людей, которые есть, а это, чаще всего, себешники и хамы, притворы и лжецы, плюющие на интересы окружающих.

Уже в годы гражданской войны мне стало ясно, что в России создаётся новая Хазария, и кровь, и террор — не временное явление, а постоянная функция противоестественной и губительной для всех народов социальной системы. Где грабёж, там неизбежны ложь и насилие.

Культура старой России была разрушена на моих глазах, великая и тонкая на вершинах культура. Видя это, я сказал себе: «Если когда-либо мне удастся опрокинуть власть новых завоевателей, я верну людям достойное существование на родной земле, положу конец выматывающему смятению миллионов ограбленных и униженных, мечтающих о куске хлеба и тихом уголке для души!» Это была клятва совести. Разумеется, эту клятву я не мог доверить соратникам: почти все они были соучастниками вершившейся несправедливости. Как духовный наставник, а я был и остался им, я не мог принять их лицемерия, я только по необходимости терпел его, уповая на иные времена…