Читать книгу - "Благородный топор. Петербургская мистерия - Р. Н. Моррис"

— Леонид Семенович? — опасливо подал голос чиновник.

— Яков Никитич, а Яков Никитич! Умоляю! Бегите немедля в околоток, что на Столярном, оповестите поручика Салытова! Скажите, Толкаченко послал! Мол, Толкаченко Леонид Семеныч Говорова схватил!

— Константин Кирилловича, что ли? Но зачем, с чего ради?

— Яков Никитич, времени нет совершенно на разъяснения! Заклинаю вас, бегите! Сейчас же!

— Но, Леонид Семенович. Вы же видите, я недомогаю. Даже вон в министерию сегодня не пошел. Вы же видите… — Он вышел на площадку, чтобы его действительно было видно. — Я вон даже все еще в халате.

— Да бросайте ж вы ваш халат, не до него сейчас! Время упускаем! Какой халат, в три часа пополудни!

— Я же ясно выразился, что мне неможется. Все та же история: нервы-с. Душа прямо ни к чему не лежит.

— Край как надо, Яков Никитич! Соберитесь, Христом-богом молю, мчитесь стрелой в полицию! Иначе… Иначе же он всех нас, душегуб, поистребит!

Сверху в темноте послышался довольно странный звук, будто кто-то с шипением всасывал воздух. Якова Никитича с площадки как ветром сдуло, хотя дверь он еще не закрыл.

— Кто здесь? — спросил ошарашенно Толкаченко. Ответа не последовало. — Ну же, Яков Никитич! — продолжил взывать Толкаченко. — Торопитесь, бегите в участок! Может, хоть там спасетесь, да и нас тем самым убережете!

Похоже, этот аргумент возымел-таки действие. По крайней мере, Яков Никитич, прежде чем закрыть дверь, поспешно кивнул.

Стоило двери за ним захлопнуться, как лестничную площадку поглотила тьма. По лестнице снова послышались шаги. Дворник Толкаченко, инстинктивно отпрянув, распластался по стене — как раз в тот момент, когда на площадку сошел смутный силуэт.

— Честь имею, — бросил он ироничным голосом, отчего-то показавшимся дворнику смутно знакомым.

Леонид Семенович ожидал худшего, но силуэт, миновав его, как ни в чем не бывало продолжил спускаться по ступеням.

— Ык, — только и сказал (точнее, рыгнул) Толкаченко вслед. Изжога проклятая.

* * *

Яков Никитич застал дворника все там же, у говоровской двери. Мрак вокруг обретал осязаемую плотность.

— Леонид Семенович! — позвал конторщик снизу. — Это я, Яков Никитич! Тут со мною жандарм, и еще один господин.

— А что, свет разве нельзя зажечь? — послышался чей-то незнакомый голос. Чиркнула спичка, и в подъезде зажегся газовый фонарь. По лестнице поднимались тот самый поручик и «еще один господин». Их присутствие почему-то не придало Толкаченко того спасительного облегчения, на которое он рассчитывал. Яков Никитич остался внизу, возле входной двери.

— Ну так что, он там, внутри? — осведомился негромко Салытов.

— Так точно, — тоже тихо, с подобострастием ответствовал Толкаченко. — Я здесь безотлучно. Он не выходил. И тот, который с ним, тоже.

— Так их там двое? — прошептал второй господин, часто моргая белесыми ресницами.

— Так точно, двое. Я слышал, как они поднимались по лестнице. И за дверью тоже два голоса было.

— Открыть дверь, — велел Салытов.

Толкаченко перевел неуверенный взгляд на второго господина.

— Минутку, Илья Петрович. А ты не думал, что они могут быть вооружены?

Поручик, усмехнувшись, вынул из-под полы шинели револьвер. Длинный ствол ткнулся в воздух, словно глянцевитый щуп.

— Ничего, Порфирий Петрович. Я, как видишь, предусмотрел.

— Ой, — испуганно выдохнул Толкаченко.

— Надо, думаю, дать им возможность сдаться, — рассудил Порфирий Петрович. — Хотелось бы, чтоб дело обошлось без стрельбы, или вообще какого-то кровопролития.

Салытов несколько раз грохнул ручкой револьвера по двери.

— Эй, вы там! Это полиция! У нас тут ордер на ваш арест — ущучили?

Из-за двери никто не отозвался.

— Я тут давеча кое-что слышал, — жарко зашептал Толкаченко. — До того как. Не то борьба, не то еще что-то. Что-то вроде как упало, разбилось. — Толкаченко смолк, болезненно зажмурившись, словно борясь с разыгравшимся воображением. — А потом все. Стихло.

Второй господин заморгал заметно чаще.

— Драка? — поинтересовался он.

— Ну что, возможность мы им дали, — подытожил меж тем Салытов, не дожидаясь ответа дворника.

Кивнул и Порфирий Петрович.

— Только надо б вначале свет погасить.

Салытов дал знак стоящему внизу Якову Никитичу — провел себе ладонью по шее и кивнул на фонарь. От такого брутального жеста чиновник сначала оторопело вытаращил глаза, и лишь затем, сообразив, укрутил фонарю фитиль.

— Отопри дверь, затем сразу отходи вбок, — приказал в темноте Салытов.

Толкаченко взялся нашаривать ключ в скважине. Все нетерпеливо пережидали этот момент, который, казалось, длился вечность. Наконец Толкаченко отскочил-таки в сторону, в самый дальний угол площадки. Салытов и Порфирий Петрович встали по обе стороны двери. Поручик, повернув ручку, рывком распахнул дверь. Наружу хлынул свет.

Держа револьвер наготове, Салытов осторожно заглянул в помещение; Порфирий Петрович следом. В комнате было холодно, и стоял водочный дух. Если исключить горяший фонарь, атмосферу можно было охарактеризовать как фактически безжизненную.

Лежащий лицом в пол, поверх сломанной гитары мужчина вставать в любом случае не собирался. Судя по позе, этот здоровяк несколько раз пытался-таки подняться с пола, но в конце концов сила притяжения взяла над ним верх, и, похоже, навсегда. Битву за жизнь он проиграл.

Порфирий Петрович, приблизившись, опустился на одно колено и повернул мертвому голову. Сощуренные в темные щели глаза и застывшая на лице гримаса смотрелись гротескной маской. Салытов крадучись обошел всю квартиру, бдительно держа перед собой револьвер.

Через некоторое время он возвратился, уже с более расслабленным видом.

— Нет никого.

— Точно?

— Уж куда точнее. Все оглядел. Тут еще одна комнатенка есть, смежная, вроде кухни.

— А окна?

— Все проверил. Заперты изнутри. Так это и есть Говоров? — спросил поручик, указывая на лежащее тело стволом.

Порфирий Петрович поднял с пола и нюхнул лежащий возле тела порожний штоф.

— Надо будет спросить у нашего друга с лестницы. Если это и вправду Говоров Константин Кириллович, то, похоже, вижу я его не впервые. — Салытов удивленно поднял брови. — Я с ним как-то раз сталкивался, случайно. В лавке у процентщика, как его, Лямхи. Он тогда гитару закладывал. — Следователь поднял обломок гитарного грифа, все еще связанного струнами с декой. — И гляди-ка. Похоже, он тогда нашел все же деньги выкупить сей драгоценный инструмент.