Читать книгу - "Оперативный центр. Военные действия - Том Клэнси"

Вторник, час тридцать три минуты дня

Долина Бекаа, Ливан

Фил Катцен скорчился на железной сетке, которая служила полом в его тесной и темной камере. Он быстро привык к затхлому воздуху глубокой ямы и запаху пота и испражнений людей, томившихся здесь прежде. Когда донеслись крики Роджерса и вонь горелой плоти, Катцен понял, что его неудобства – сущие пустяки.

Он слышал стоны генерала, и по щекам его текли слезы. Рядом с ним сидел, обхватив колени руками, Лоуэлл Коффи.

– О чем думаешь? – спросил Катцен.

– Вспоминаю, как я работал в суде, – проворчал сосед по камере. – Как-то раз пришлось разбирать дело рабочего, который взял в заложники своего босса.

Думаю, сейчас бы я подошел к этому случаю по-другому.

Катцен кивнул. В университетах многому не научат. Он вспомнил, как посещал занятия для американцев, отъезжающих в другие страны. В течение целого семестра он ходил на лекции профессора Брайана Линдсея из Центра реабилитации жертв войны города Копенгагена. В то время было модно приглашать в университеты людей, которые побывали в плену и перенесли пытки.

Выступающие рассказывали, как им отбивали подошвы навсегда лишали чувства равновесия, разрывали барабанные перепонки, выбивали зубы, загоняли иголки под ногти и втыкали палки в горло, Одну женщину поместили под стеклянный колпак и держали там до тех пор, пока ее пот не поднялся до уровня колен. Курс должен был помочь студентам осознать природу пыток на случай, если их вдруг захватят в плен. До чего же все это было глупо и надуманно!

Впрочем, одно оказалось, безусловно, верным: если ему будет суждено выжить, самые глубокие шрамы останутся не на теле, а на психике. Чем дольше продлится заключение, тем меньше останется шансов на излечение. Приступы паники или хронической растерянности могут возникнуть в любую минуту, стоит лишь вновь столкнуться с тем, что окружает его сейчас: грязью, неприятным запахом или криком, темнотой или струящимся из-под мышек потом. Чем угодно.

Скорчившись на полу, Катцен пытался взглянуть на себя и своих товарищей со стороны. Вот и закончилась первая эмоциональная фаза, через которую проходят все заложники – этап отрицания и бунта. Теперь они вступали в тяжелую и отупляющую полосу смирения. Она может длиться несколько дней. Иногда ее оживляют вспышки счастливых воспоминаний. В конце наступит пересмотр ценностей.

Если, конечно, они доживут до конца.

Катцен прикрыл глаза, но слезы продолжали капать. Роджерс выл, как заточенный в клетку пес. Временами доносился лязг его наручников. Рядовая Девонн не громко, но взволнованно говорила, пытаясь ободрить генерала:

– Держитесь, Майк! Я с вами. Мы все с вами.

– Мы с вами! – заревел рядовой Папшоу, чья клетка находилась слева от Катцена. – Мы все с вами!

Вой Роджерса перешел в вопли. Короткие, резкие, агонизирующие. Катцен уже не слышал голоса Сондры. Папшоу выкрикивал ругательства, справа кого-то начало рвать – кажется, Мэри Роуз. Седен все еще находился без сознания.

Не было слышно ни одного человеческого, цивилизованного звука. За несколько минут террористам удалось превратить группу образованных, интеллигентных людей в затравленных, жалких животных. И если бы Катцен не был одним из этих животных, он, безусловно, оценил бы простоту методов, каковыми это было достигнуто.

Он не мог просто так сидеть и, вцепившись пальцами в сетку, медленно поднялся на ноги.

– Фил? – позвал его Коффи.

– Да, Лоуэлл.

– Помоги мне встать. Проклятые ноги не слушаются.

– Конечно. – Он наклонился, подхватил товарища под руки и осторожно поднял. – Ты в порядке?

– Да. Спасибо, А ты?

– Паршиво. Лоуэлл, я должен тебе кое-что сказать. Я встал не для того, чтобы размяться.

– Ты о чем?

Катцен посмотрел на решетку. Роджерс кричал отрывисто и хрипло. Он сопротивлялся своей боли и проигрывал.

– Ради всего святого, прекратите это! – простонал Катцен и отчаянно замотал головой. – Господи, если ты есть, останови их!

Коффи вытер лоб носовым платком.

– Ирония заключается в том, что мы находимся недалеко от Господа, а он нас не слышит. А если слышит, – виновато добавил Коффи, – то я не вполне понимаю его планы.

– Я тоже, – прошептал Катцен. – Разве что правы не мы, а эти люди, и Бог на их стороне.

– На стороне этих зверей? Невозможно. – Коффи сделал два маленьких шага по грязной сетке. – Фил? Для чего ты встал? Ты сказал, что собираешься что-то сделать?

– Я хотел остановить это.

– Как?

Катцен прислонился головой к решетке.

– Я посвятил свою жизнь спасению вымирающих животных и экологических систем. – Он понизил голос до шепота:

– Я привык действовать и рисковать.

– Ты железный парень, – сказал Коффи. – Я не знаю, сумею ли я это выдержать. – Он огляделся по сторонам, затем доверительно наклонился к Коффи. – Если ты решил отсюда вырваться, я с тобой. Лучше умереть в бою, чем корчиться от страха.

Катцен пристально посмотрел на Коффи. В клетке было почти темно.

– Я не собираюсь начинать войну, Лоуэлл. Я собираюсь ее закончить.

– Но как?

Роджерс закричал неожиданно громко, и Катцен прикрыл глаза. Крик генерала так же резко оборвался. Катцен наклонился к Лоуэллу:

– Если включить все системы РОЦа, включится и локатор. Оп-центр немедленно его обнаружит. И как только они его обнаружат, наши военные не оставят от этой базы мокрого места.

– Подожди. Ты хочешь с ними сотрудничать? С ними?!

– Они живьем жгут Майка. И один Бог знает, что они сделают с Сондрой. Мы должны перехватить инициативу. Это наш шанс выжить. Или умереть достойно.

– Помочь ублюдкам и умереть достойно – не одно и то же. Это – предательство.

– Чего? Сборника инструкций?

– Это – предательство по отношению к нашей стране. Фил, не делай этого.

Катцен повернулся к Коффи спиной, вцепился в решетку и громко крикнул;

– Эй вы, остановитесь! Я скажу вам все, что вы хотите узнать!

Тишина наступала постепенно. Первым замолчал Папшоу, потом затихло шипение горелки, перестал выть Роджерс и причитать Девонн. Раздались шаги, и в лицо Катцена ударил луч света.