Читать книгу - "Аспект дьявола - Крейг Расселл"

– Когда я услышал, что вы едете в Орлиный замок…

– Боюсь, визит придется отложить еще на некоторое время, – прервал его Смолак. – Пациент, с которым я хотел поговорить, напал на сотрудника клиники.

– Но вы все же поедете? – нахмурился Бартош.

– На следующей неделе. И если вы не передумаете…

– Я поеду с вами.

Повисла пауза. Бартош снова задумчиво затянулся сигаретой.

– Я видел портрет подозреваемого, – сказал он, прервав молчание. – Наш художник нарисовал его со слов продавщицы магазина.

– Да. Высокий небритый мужчина в потертом черном пальто и шляпе. Я отправил копии в «Лидове новины» и в «Прагер Тэгблатт». Большинство других газет тоже опубликовали его портрет. Это, черт возьми, может очень помочь в расследовании.

– Боюсь, это может навредить, – скептически заметил Бартош.

– О, каким же образом?

– Неужели вы верите, что кто-то сможет идентифицировать его по этому портрету? К тому же побриться и переодеться – это все, что нужно сделать убийце, и, вероятно, он уже сделал это, если читает прессу…

– Да, пожалуй, вы правы, – нахмурился Смолак, а Бартош продолжил:

– Джек Потрошитель, мы все время возвращаемся к нему. Преступник потрошит женщин, и это, конечно, не то, что следует держать в голове, но слухи делают свое дело – о преступнике складывают легенды. Именно так и произошло в Лондоне, и, боюсь, именно это происходит и здесь, у нас. Пресса раздувает огонь, делая преступника безликим упырем. Он больше связан с фольклором, чем с реальностью. Люди наслаждаются острыми ощущениями, но эти острые ощущения точно такие же, что дарит нам чтение мифов. Реальность слишком пугает, поэтому от нее отстраняются. Возможно… возможно, именно так и появились мифы.

Какое-то время Смолак наблюдал, как полупрозрачный сине-серый сигаретный дым дрейфует по кабинету в солнечных лучах.

– Доктор Бартош, вы помните наш разговор о Тобаре Бихари? Я спросил вас, считаете ли вы, что сумасшествие может полностью изменить человека. Что кто-то, находясь во власти безумия, может совершать убийства, но даже не подозревать об этом.

– Да, помню. Но Бихари мертв, а убийства продолжаются. А если вы имеете в виду моего брата, то с ним это было не так.

– Я говорю в общем, не имея в виду исключения. Но, возвращаясь к тому нашему разговору, вы ведь, кажется, согласились с тем, что существует такое явление, как раздвоение личности?

Доктор Бартош пожал плечами.

– Я читал о таких случаях.

– Бывает ли так, что одна личность совершенно не осознает, что делает другая? Даже если совершает убийство?

– Думаю, что это не редкость. Бывает, что одна часть личности может свободно исполнять свои самые потаенные желания, не соотносясь с другой или другими частями. Это избавляет человека, в котором одновременно сосуществуют несколько личностей, от чувства вины.

– Но почему происходит это разделение? – спросил Смолак. – Люди рождаются такими? И эти личности-антагонисты растут и развиваются вместе с ребенком?

– Об этом лучше спросить у экспертов при встрече, когда мы приедем в клинику. Но, насколько я знаю, обычно к расколу личности приводит детская травма. Часто случается, что у человека есть некий темный секрет, о котором он даже не догадывается, потому что этот секрет хранит другая его часть. Он не помнит того, что с ним случилось что-то ужасное или что он сделал что-то ужасное, потому что это случилось не с ним, а с другим человеком, живущим в нем.

Смолак покачал головой в изумлении.

– Давайте вернемся к Кожаному Фартуку. Есть ли шанс, что он совершает убийства и не помнит их?

Бартош задумался.

– Думаю, нет. Кожаный Фартук скорее всего не такой случай. Полагаю, он точно знает, кто он и какова его миссия. Но, тем не менее, в теории возможен и такой вариант. Но будем надеяться, что это не так.

– Почему же?

– Убийцы обычно делают все, чтобы скрыть факты совершения преступления от других: уничтожают улики, заметают следы, – рассуждал Бартош. – В случае диссоциативного расстройства идентичности – кажется, так это называется в медицине – убийца все равно будет скрывать свои преступления – от другой части или частей своей личности. Понимаете, мы говорим не об одном человеке – мы говорим об одном теле, но двух или более личностях. Каждая действует независимо, и большую часть времени пребывает в полном неведении о том, что совершает другая или другие.

– Но должны же оставаться хоть какие-то следы, – возразил Смолак. – Хоть намеки, что-то вроде отпечатка пальца, оставленного в уме.

– О каких следах вы говорите?

Смолак на мгновение задумался.

– О снах, – решительно сказал он. – Как вы думаете, может ли воспоминание о преступлении проявиться в сновидениях?

– В сновидениях? – Бартош подумал немного и кивнул. – Да, действительно. Это была бы наиболее вероятная форма такого проявления.

16

Первое, что сделал Виктор, – взглянул на записывающее устройство. С глубоким облегчением он убедился, что катушки магнитофона все еще вращаются.

Он глубоко вздохнул и спросил:

– Кто вы?

– Я же сказал, – снова английский. – Вы можете называть меня мистер Хоббс.

– Но… мой английский… – В голове Виктора творился хаос. Мысли сменяли друг друга со скоростью света. Он никак не мог смириться с абсурдом ситуации: неграмотный силезский дровосек владеет языком лучше него. – Мой английский… не так хорош, как ваш. Где вы выучили язык?

– Я выучил его много лет назад. Я говорил на нем, как на родном, очень долго. Я говорю на многих языках, ношу их, как пальто, на протяжении какого-то времени. Если вам сложно понимать английскую речь, я могу перейти на французский, немецкий, чешский, польский, русский…

Виктор разглядывал Павла Зелены так, будто видел его впервые. Это невозможно. Бред какой-то…

Он снова покосился на магнитофон. Катушки вращались с мерным стуком, и это успокаивало.

– Так вы бы предпочли, чтобы я говорил по-чешски или по-немецки? – спросил Зелены уже по-немецки, и Виктор обратил внимание на отсутствие малейших признаков акцента.

– Да, давайте по-немецки, – ответил он. – Вы – Кощей?

– Кощей? – Зелены рассмеялся от всего сердца, хохот эхом отозвался в стенах башни. – Зачем же будить древних демонов? Простите, но это слова колдуна, а не доктора, занимающегося врачеванием человеческого разума. Вы же сами сказали пациенту: Кощей – это персонаж сказки, мифологическое существо. – Он на мгновение остановился. На красивом лице сияла ослепительная улыбка, но взгляд оставался хмурым. – Однако в некотором смысле, полагаю, меня можно назвать Кощеем. У нас с ним много общего, поскольку мы оба бессмертны.