Читать книгу - "Самая страшная книга, 2014–2025 - Ирина Владимировна Скидневская"

По берегу она дошла до бетонного дота. Осмотрелась, прищурившись. Откатила валун, другой, ухватила за ствол тоненькую чахлую сосенку, умудрившуюся, широко раскинув корни, выжить на тонком слое мха и почвы. Сосна оторвалась нетрудно, вырвав почти метровую дыру во мху. Ксюша присела, копнула рукой – раз, другой, вытащила грязно-желтое, отряхнула. Это была половина черепа – искореженная, помятая.

– Со мной пойдешь, – сказала она в пространство. – Там разберемся. Все будет хорошо. Хаики… Кивинн… Но не обижу уж. Не бойся.

Костер над телом Андрея Ксюша собрала такой: кухонный стол, табуретки, подушки от дивана, деревянная дверь ледника, два матраса, сухое бревно из-за дома, охапка веток, книжная полка и брошюра «Поминовение усопших». Бегала туда-сюда, таскала.

Ах да, и канистра бензина. Запылало весело, резко, вонюче.

Ксюша, стоя на траве, разделась догола, вымылась водой из ведра, оделась в чистое. Взяла свой рюкзак, упаковала в него череп. Взяла куклу, положила на руку – так, как когда-нибудь ляжет ребенок. Поправила ей волосы.

На берегу остановилась у самой кромки воды, там, где пять дней назад они с Андреем привязывали лодку и смеялись.

– На каждого, кто пляшет русалочьи пляски, есть тот, кто идет по воде, – пробормотала Ксюша, глядя через воду на далекий берег. – Каждый человек, он как дерево, он отсюда и больше нигде…

Ветра не было, море было гладким, блестело легкой рябью, ластилось к берегам. Ксюша глубоко вдохнула и поставила ногу на поверхность воды. Та чуть прогнулась, как туго натянутая плотная ткань, но выдержала. Ксюша сделала шаг, другой. Шла и смеялась.

И вдруг смех замер – потому что показалось ей на секунду, что она не идет сейчас по розовому от заката Финскому заливу, оставляя за спиной дымное зарево большого костра, – потому что это было невозможно.

Нет, она лежит на старом продавленном диване, допив свою колу с водкой, не в силах пошевелиться, медленно моргая сквозь сигаретный дым, – а напротив в кресле сидит Андрей, курит и страшно ей улыбается.

– Ты что-то интересное себе придумала, да? – говорит Андрей, подходит, присаживается рядом. – Ты отключилась на полчасика… От кетамина так бывает. А сейчас, милая Ксю, я тебе расскажу, зачем я тебя привез на этот остров и как мы с тобой проведем следующие пару дней…

Он выдувает сигаретный дым ей в лицо. Всполохами сквозь дым Ксюша видит ручей, и закаты, и лося за своим плечом, и Аню, и финского артиллериста, и весь огромный мир со скрипящей старой вышки. То, что ей казалось облаками – это лишь дым, дым, дым…

И вот она хочет поднять руку, а рука не двигается, только голова падает, и видит Ксюша, как на полу, будто мертвая, лежит светловолосая кукла с вывернутыми руками и ногами…

Вода перестала держать, Ксюша ухнула в холодное море. С головой ушла, глубоко – далеко уже было от берега. Нахлебалась, запаниковала. Потом перестала дергаться, собралась. Посмотрела снизу на солнечный свет над нею – и поплыла сильными гребками. Отдышалась. Поднялась над поверхностью, встала крепко. Муклу подняла – та в воде качалась задницей кверху. Отряхнула, обняла.

И пошла дальше.

Александр Матюхин, Александр Подольский

Голос труб

В темноте с трудом можно было разобрать, куда вообще приехали.

Витек вышел из «уазика», огляделся, моргая. Свет фар выхватывал метрах в десяти по прямой старую котельную с характерными трубами, заснеженной крышей и оледенелыми окнами. Вдалеке же, среди сопок, виднелись кособокие гаражи. Где-то за ними лежал заброшенный поселок, каких на Кольском полуострове было немало.

Много лет назад люди приезжали сюда, прельстившись большими деньгами, повышенными пенсиями и романтикой. Плодились военные гарнизоны с секретными заводами, научгородки и просто поселки-придатки. С развалом Союза заводы разорились, финансирование кончилось и народ разъехался кто куда. Теперь под темным северным небом стояли пустые панельные пятиэтажки, магазины с разбитыми окнами, утонувшие в сугробах детские площадки. Почти Припять из любимой игры Витька. При минус тридцати без отопления и света жить тут было некому.

Из машины тем временем вылезли Акоп, Толик и Сашка – друзья по призыву, верные армейские товарищи. Позже всех – Николаич. Прошел неторопливо по снегу к дверям котельной, посветил фонариком, принялся греметь ключами.

– Будете тут, как дома, – сказал он, не обернувшись. – В лучшем виде.

Витек с друзьями наткнулись на Николаича еще в городе, у ларька, который тот держал неподалеку от воинской части. Николаич нес коробку в «уазик», да так и застыл, вылупившись на поздних прохожих. Первая мысль у Витька была – дать деру, затеряться среди дворов. Будь это кто другой, так бы и поступили. Но Николаича знали все. Он толкал приличные сигареты недорого, подсказывал, где какие развлечения есть в городе, и отгружал бухло взаймы на праздники. Его уважали за серьезность, немногословность и нормальное отношение. Не свысока, а на равных.

Комедию ломать не стали. Витек и сам понимал, что картина ясная: четверо срочников с набитыми вещмешками крадутся по улице в сторону вокзала. У одного – бланш на пол-лица, у второго разбита губа.

Николаич огляделся и коротко мотнул головой в сторону ларька. Выбирать, в общем-то, не приходилось.

– Стряслось-то чего? – спросил он, разливая друзьям квас из большой пластиковой бутылки.

Сашка, как самый болтливый, начал говорить первым. Подключились остальные. Николаич слушал внимательно, хмыкал и кивал. А потом кое-что предложил.

Вариант с вокзалом он забраковал сразу, мол, там точно скрутят. Нужно было где-то пересидеть, все хорошенько обдумать. И у него нашлось подходящее место.

Набрали в ларьке провианта, потом заехали к Николаичу в гараж – одно барахло выгрузили, другое загрузили. Двинулись в путь. Ехали почти четыре часа по бездорожью, среди сопок, на край света. До Мурманска – километров двести пятьдесят. До ближайшего населенного пункта – хрен пойми сколько. Кругом разве что росомахи да волки.

Ну и вот доехали, наконец.

– Я тут кочегаром работал, – произнес Николаич, снимая замок. – Обслуживал несколько котельных в разных районах, а эту – одну из первых – даже помогал строить. Потом ближе к Мурманску переехал. Берлогу себе оставил, отдохнуть от суеты, поохотиться, порыбачить. Считай, дача забесплатно.

Он дернул дверь, и та с тяжелым скрежетом отворилась наполовину, выпуская спертый воздух и застоявшиеся незнакомые запахи. Под ноги Витьку осыпались лохмотья снега.

Изнутри тянуло могильным холодом, у Витька возникло ощущение, что они вскрыли какую-то древнюю гробницу. Николаич включил фонарик и пошел вглубь.

Вскоре где-то заурчал генератор, тут же загорелся тусклый, болезненный свет.

– Хрена се, –