Читать книгу - "Хозяйка розария - Шарлотта Линк"

Он наконец обернулся. В сумраке лицо его было почти неразличимо. Эрих казался ей сейчас серым, старым и изможденным.

— Я никогда и ни для кого не был важен. Ни для кого. Знаешь, что говаривала мне моя мать? «Эрих, — говорила она, — ты испортил мне Рождество. Все сидели под елкой и праздновали, а я валялась в кровати и рожала тебя. Неужели ты не мог выбрать другой день для своего появления на свет?»

— Это же была шутка, — сказала Беатрис.

— Конечно, это была шутка. Конечно. Но во всякой шутке есть доля правды, понимаешь? В каждой шутке есть искра истины и серьезности. В ту святую ночь 1899 года моя мать наверняка думала: «Черт возьми! Почему, как нарочно, сегодня? Неужели этот парень не мог родиться раньше или позже? Почему сегодня?»

— Но этого же никто не выбирает, — по-деловому сухо отрезала Беатрис. Как всегда, при разговоре с Эрихом у нее вдруг начала болеть голова. Казалось, что мозг сдавило железным обручем. Почему он не может сам разобраться со своими проблемами?

Он уставил на нее немигающий взгляд.

— Моя жизнь темна, как день, в который я родился.

— Вы не хотите все же спуститься в столовую?

— Я приду позднее, — ответил он и снова повернулся к окну.

К ужину он не явился. Хелин и Беатрис сидели одни за вином и селедочным салатом. Хелин нервничала и была очень напряжена.

— Каждый год в этот день у нас драма, — сказала она, нервно вертя в руке кольцо для салфеток. — Я не могу понять, что его не устраивает. Может быть, то, что он стал на целый год старше.

Эрих пришел, когда Хелин и Беатрис уже собрались спать. Свечи на елке догорели, стол был убран, сонное настроение витало в воздухе. Вино отуманило мозг Беатрис. Сегодня она впервые в жизни пила спиртное и ей было трудно сосредоточиться.

Эрих был сильно пьян и пребывал в превосходном настроении. Видимо, принял таблетки, чтобы подстегнуть себя. Есть он не хотел, но очень расстроился, увидев, что свечи погасли. Хелин пришлось найти новые, вставить их в подставки и снова зажечь. Эрих сказал, что теперь они должны все вместе спеть «Тихую ночь», но пели только они с Хелин, потому что Беатрис не знала немецкого текста. Потом Эрих вышел на середину комнаты и начал делать доклад о положении на фронтах. Конечная победа близка, фюрер намерен показать миру все свое блистательное величие, раса господ очистит землю от недочеловеков. Эрих громоздил высокопарные выражения друг на друга, размахивал руками, вещал горячечным пьяным голосом, но выражение его глаз было до странности фальшивым. Эта фальшь сочилась из него, проглядывала в жестах и мимике.

«Он сам не верит в то, что говорит, — подумала Беатрис, — он говорит отштампованные слова, потому что не хочет думать. Но это слабоумие, и он прекрасно знает, что это слабоумие».

— Я пойду спать, — сказала она и встала, но Эрих силой снова усадил ее на стул.

— Сиди, я еще не закончил.

Продолжая вещать, он откупорил еще одну бутылку вина, налил Хелин и Беатрис, несмотря на их протесты, выпил стакан, потом, без перерыва, еще один. Слова его стали совсем невнятными, предложения бессвязными, потом в них проглядывал какой-то смысл, но это было лишь повторение перлов, которые постоянно выплевывала нацистская пропагандистская машина.

Постепенно догорели и новые свечи, Эрих уже не мог стоять и сел, крепко ухватился руками за стол и объявил, что его зовут Эрих Фельдман и никто не смеет против этого возражать.

— Давайте, может быть, отведем его наверх, — предложила Беатрис.

Эрих, не сопротивляясь, но сильно раскачиваясь из стороны в сторону, дал отвести себя наверх. Он пытался говорить, но не мог внятно произнести ни одного слова. Наверху Хелин и Беатрис оттащили его в спальню, уложили в кровать, и он тотчас уснул.

— Завтра ему будет ужасно плохо, — вздохнув произнесла Хелин. — Интересно, будет ли у нас с ним хоть одно не такое ужасное Рождество?

Беатрис подумала, что с ним ужасен каждый день, но ничего не сказала вслух. Ей страшно не хватало Деборы и Эндрю и очень хотелось спать.

На следующий день Беатрис проснулась очень рано, несмотря на то, что поздно уснула. За окном начинался новый день, туманный, серый и холодный. Она вспомнила, что говорил вчера Эрих об этом времени года, и на какой-то момент она представила себе ужас, который охватит его, когда он откроет глаза и увидит холодный туман. Потом она вспомнила, что двадцать пятого декабря Эрих обычно пребывал в безоблачном настроении, невзирая на холод и туман. В гостиной теперь должен жарко гореть камин, в доме — пахнуть кофе и яичницей на сале. Она наденет халат, спустится в гостиную, опустится на ковер и будет распаковывать подарки. Ее будет переполнять чувство тепла и любви, слух ее будут ласкать рождественские песенки, которые так любила мурлыкать себе под нос Дебора.

Она встала, оделась и спустилась вниз. В гостиной было промозгло и неуютно. Под потолком висел холодный дым свечей, на столе стояли пустые бокалы и бутылки, следы вчерашних возлияний Эриха.

Беатрис поняла, что не сможет вынести в обществе Эриха и Хелин этот день, обещавший быть тусклым и безрадостным. Она надела пальто, выскользнула из дома и направилась к Мэй.

Воздух был сырой и холодный, туман был настолько густой, что Беатрис могла видеть перед собой лишь несколько метров дороги. Луга справа и слева от дороги были покрыты серебристым инеем. Время от времени, сквозь редкие просветы в облаках проглядывало солнце, бросая лучи на замерзшую траву и стены дворов. Стояла мирная тишина, до слуха Беатрис не доносилось ни звука. Полная тишина накрыла остров, туман, казалось, поглотил все живое. Беатрис зябко поежилась, понимая, что мерзнет не только от зимнего холода.

Беатрис уже видела стоявший у выезда из деревни уютный дом Уайеттов с квадратными окнами, фруктовые деревья в их саду. Свет в окнах не горел, и это вызвало у Беатрис раздражение. Неужели семья до сих пор спит? Однако ставни были открыты, и Беатрис постучала в дверь латунным молоточком.

В доме по-прежнему было тихо. Она снова постучала, но безрезультатно. Она обошла дом, поднялась на кухонное крыльцо, сквозь окно заглянула внутрь и увидела Жюльена. Он сидел за столом и пил кофе.

Он увидел ее тотчас и вскочил на ноги. Короткий миг Беатрис казалось, что он сейчас опрометью бросится прочь из кухни, чтобы спрятаться, но, видимо, до него дошла бессмысленность бегства. Он остался стоять на месте, и они во все глаза смотрели друг на друга — Беатрис с удивлением, а Жюльен с ужасом.

Потом Жюльен подошел к двери, отодвинул засов и открыл дверь.

— Беатрис! — хрипло произнес он. — Ты одна?

— Да, со мной никого нет. Жюльен, я бы ни за что не подумала, что…

Он сделал шаг назад.

— Заходи! — прошептал он, и как только она вошла, тотчас запер дверь на засов.

— Я стучалась, — Беатрис тоже непроизвольно перешла на шепот. — Но никто не открыл…