Читать книгу - "Самая страшная книга, 2014–2025 - Ирина Владимировна Скидневская"

взмахами кромсая грузную плоть. Голова мертвеца безвольно дергалась в такт ударам, волосатая, жилистая рука мела по полу, словно кисточка, окрашивая половицы тягучей, пузыристой кровью. Андрейка не верил глазам, в горле хрипело и клокотало. Ужас накрыл его с головой. В чудище он узнал свою мать. Залитую кровью, с волосами, налипшими на жутко исказившееся лицо. Нет, это не могло быть мамунькой, оборотень прикинулся Андрейкиным родным человеком, напялил личину. Упырь из бабкиных сказок! Надо мамуньку спасать!

– Мамунька! – заорал Андрейка надрывно, подскочил и ухватил тварь за рубаху. – Мамунька! Мамуньку отдай!

Тварь рыкнула, коротко отмахнулась. Андрейка полетел кубарем, сметая колченогие табуретки и плетеные туеса. Чудище прыгнуло следом, изломанное, зыбкое, с ощеренной пастью, сжимая в лапе окровавленный нож. Андрейка выставил руки, слезы хлынули бурным ручьем, сердце провалилось и трепыхалось где-то в желудке. Тварь зашлепала босыми ногами, плотоядно оскалилась, показывая бурые зубы, и внезапно остановилась. Затуманенные жаждой убийства безумные глаза уставились на мальчишку, синий, влажный язык облизнул искусанные, вспухшие губы.

– Андрейка? – маминым голосом спросило чудовище. – Ты чего не спишь? А я тут…

Андрейка заорал, ткнулся в стену, отрезающую путь к отступлению, дом наполнился топотом множества ног. Дверь отлетела пинком, в комнату повалили вооруженные люди.

– Отошла от ребенка, паскуда, – велел гортанный, уверенный голос. Черное дуло уставилось мамке в лицо.

– Не трожьте мамуньку! – Андрейка вскочил, закрывая мамку собой. Сидящая внутри матери тварь ощерилась, припала к полу и прыгнула, выставив нож перед собой. Андрейку рвануло, опалило щеку кипятком, и сразу оглушающе грохнуло, жалобно звякнули стекла. Мамуньку развернуло, отбросило прочь. Она выла, сучила ногами и пыталась ползти, добраться до Андрейки. Грохнул еще один выстрел. Андрейка терял сознание. В пороховом дыму суетились люди.

– Ужас, братцы.

– Мертвяков, гляньте…

– Твою же, в бога душу…

– С пацаном что?

– Живой, товарищ Щур, щеку вы ему покарябали.

Голоса неслись издали, неразличимые, бесплотные, злые. Андрейка тонул в смрадном болоте ночного кошмара. Голод, дорога, слезы. Последним он вспомнил дом и мамуньку, ведущую сестренку Нюрку в сарай. В руке мамунька сжимала топор. «Тебя сохраню», – истово шептала она, и в тот день Андрейка вволю ел парное свежее мясо…

Из мглы выплыла неясная, сухая фигура. Капелькой крови алела звезда на фуражке.

– Ты нашел меня, папка, – улыбнулся Андрейка, проваливаясь в гнилое беспамятство, уже не чувствуя, как его поднимают сильные руки, прижимают к груди, и выносят из пропитанного кровью и ужасом дома в предрассветный, зябкий туман.

6

Информационная сводка Самарского ГубЧК

12 апреля 1921 г.

Совершенно секретно

«Населением съедены кошки, собаки, кора деревьев, трава, солома с крыш. В пищу идет прошлогодний конский навоз. Смертность увеличивается. Отдельные села полностью вымерли. Людоедство и трупоедство принимают массовые формы. Попробовавшие человечину сходят с ума. Ребятишки, накормленные родителями человеческим мясом, заторможены, дезориентированы, многие разучились говорить и похожи на диких зверят. В детприемнике ведут себя крайне агрессивно, нападают на персонал и друг друга. Доктора отмечают необратимые изменения психики».

7

Пучеж, ночь на 26 июля 1939 г.

Ночь подкралась отощавшей волчицей, мягкая, неотвратимая, жуткая, напоенная стрекотом кузнечиков и пением одуревших от жары комаров. Чернота, таящаяся в заколоченной половине, казалась живой и разумной. Чернота ждала, пока скроется солнце, постанывая от нетерпения. Теперь ее время пришло. Сашка сжался в плотный комок и нервно сглотнул. Тьма хищными ручьями потекла из звериного логова, где он утром едва не погиб, искажая мебель, заполняя пространство, укутывая саваном лежащий на кровати труп. Сашка корчился за шкафом, не находя себе места. Ноги затекали, руки покалывали малюсенькие тонкие иглы. Через открытую дверь просматривалась кухня, включая окно. От томительного ожидания клацали зубы. Шутка ли, первая в Сашкиной службе засада!

Утреннее происшествие запомнилось слабо. Дикий страх, выстрелы, неясная тварь, Васькина голова в окаемке спекшийся крови. Через двадцать минут прибыла вся пучежская милиция во главе с начальником горотдела капитаном Петровым. Сашке нахлопали по щекам, сунули склянку нашатыря, насильно, ну почти насильно, влили водки стакан. Сашка оклемался и смог сбивчиво, прыгая с пятого на десятое, рассказать, что с ним случилось. Потом суетился, стыдясь пережитого страха, путался под ногами, мешал. Тело на кровати опознали махом. Да, Ковалев, да, умер. Скорее всего, инфаркт. Около недели. По срокам совпадает с началом всех этих жутких событий. Умер Ковалев не в кровати, перенесен кем-то очень заботливым, расчесан, укрыт одеялом.

Из заколоченной половины капитан Петров вышел задумчивый, со странным блеском в глазах. Старшину Рязанцева бурно стошнило. Кроме головы пионера, нашли куски мяса и подгнившего пса, присыпанного листьями и землей. Запасы на черный день. Что-то пряталось тут: нечеловеческое, жестокое, злое. И покойный копаль его укрывал. Дом на окраине хранил свою страшную тайну, пока Сашка Говоров не забрался в окно.

Капитан Петров принял решение: тело Ковалева не тревожить, не убирать, в доме устроить засаду. Неизвестную тварь что-то держало в доме, словно на привязи. Она вернется. Сашка вызвался первым. Хотелось доказать, что и он чего-то да стоит. Капитан посомневался и разрешил. Вместе с Сашкой остался лейтенант Иволгин, парень боевитый и нагловатый, старше Говорова лет на пять, но понюхавший пороху, бравший банды в Горьком, имеющий награды и ножевое ранение. Сашка люто ему завидовал.

Время тянулось убийственно медленно. Часы на кухне гулко пробили полночь, и от этого звука Сашка едва не рехнулся. Сердце работало с перебоями, то затихая, то принимаясь рваться из тесной груди. От сладкой трупной вони слезились глаза. Лунный свет падал в окна белыми пятнами, полз по крашеным стенам, жутковато играя тенями разросшейся в палисаднике сирени. Тени, похожие на костлявые изломанные руки, перебирали пальцами, переплетались и шевелились, внушая безотчетный, угнетающий страх.

Из угла, где обжился Иволгин, донеслось шуршание. Сашка напрягся, ладонь на рукоятке нагана вспотела.

– Говоров, карамельку хочешь? – спросил невидимый в темноте лейтенант.

– Не хочу, – зачем-то подумав, прошипел Сашка. – Мы тут в засаде, капитан шуметь не велел.

– Сил моих нету молчать. Уж если мне боязно, тебе и подавно, ты это чудище видел. Страшное?

– Не особо. Темно было.

– Может, и к лучшему. А мне, не поверишь, мать крестик дала. Надевай, говорит, или никуда не пойдешь, упырю не отдам. Пришлось нацепить. А я заявление в партию подал.

– Мне зачем знать?

– Хер его знает, – признался Иволгин. – Пакостно на душе: трупы, копаль мертвый, головы отрезанные, убийца в бегах. Вот и решил.

– Крестик-то снял?

– Ну а как же? – фыркнул лейтенант, и по голосу Сашка понял, что Иволгин врет.

Полосы лунного света за окнами пересекла быстрая, размытая тень.

– Видел?

– Наши? – Сашка