Читать книгу - "Small World, или Я не забыл - Мартин Сутер"

Вот Эльвира встала. Склонилась над Конрадом. Выпрямилась. Открыла свою сумку. Вынула оттуда светлую салфетку. Положила ее на ночную тумбочку. Развернула салфетку. Что-то взяла в правую руку. Пошла с этим к капельнице. Взяла мягкую трубку левой рукой. Что она сделала дальше, мешало увидеть ее правое плечо. Она вернулась назад к ночной тумбочке. Положила какой-то предмет на светлую салфетку. Взяла в руки другой. Вернулась назад к капельнице. Подняла предмет вверх и подержала его против света. На какое-то мгновение он четко обозначился на пододеяльнике. Шприц?

Что она сделала дальше, опять закрыло плечо.

Только на третий раз все стало видно абсолютно точно: шприц! И еще: она втыкает иглу в резиновую перемычку на капельнице.

Эльвира убирает салфетку опять в свою сумку и выходит из комнаты, даже не оглянувшись на Конрада.

— Что это было? — спросил пораженный Томас.

— Попытка убийства. Это был инсулин. Господин Ланг должен был умереть от гипогликемического шока. Недоказуемо. Он выжил только благодаря сестре Ранье.

Томас Кох опустился на стул. Долгое время он сидел, словно у него разум помутился. Потом он посмотрел на Симону:

— Зачем она это сделала?

— Спроси ее сам.

— Может, она сошла с ума?

— Надеюсь, ей удастся это доказать, — сказал доктор Кундерт.

На следующее утро Эльвира Зенн чувствовала себя превосходно. Она отлично выспалась, проснулась очень рано, с чувством величайшего облегчения, тут же встала и налила себе ванну. Войдя через три четверти часа в свою «утреннюю» комнату, она сразу поняла, что что-то не сработало: на ее маленькой оттоманке спал Томас — одетый и с открытым ртом. Она принялась трясти его. Он сел, пытаясь сообразить, где он и что с ним.

— Что ты тут делаешь? Томас соображал.

— Я ждал тебя.

— Зачем?

— Мне надо с тобой поговорить.

— О чем? Он забыл. Эльвира помогла ему:

— Это как-то связано с Кони?

Томи думал. И тут к нему вернулись все воспоминания о прошлой ночи.

— Ты хотела его убить!

— Кто тебе сказал?

— Я сам все видел. Это все записано на пленку. У Эльвиры подкосились ноги.

— В комнате Конрада есть скрытая телекамера?

— Ну вам же подавай все только самое лучшее!

— Что там видно?

— Тебя, как ты три раза что-то вкалываешь ему в трубку на капельнице.

— И он жив?

— Его спасла ночная сестра. Медом, насколько я понял. Эльвира окаменела.

— Зачем ты это сделала? Она не отвечала.

— Зачем ты сделала это?!

— Он опасен.

— Кони? Опасен? Для кого?

— Для нас. Для тебя, и Урса, и для меня. Для заводов Коха.

— Ничего не понимаю.

— Он помнит такие вещи, о которых никто не должен ничего знать.

— Какие вещи?

За окном занимался новый день, такой же пасмурный, как и вчера. Терпение Эльвиры кончилось, и она взорвалась:

— Знаешь ли ты, сколько мне было, когда я пришла к Вильгельму Коху нянчить его сына? Девятнадцать! А ему уже пятьдесят шесть. В глазах девятнадцатилетней девушки это был дряхлый старик. Нахальный, спившийся, и к тому же пятьдесят шесть лет!

— Но ты же вышла за него замуж!

— В девятнадцать свойственно делать ошибки. Особенно когда нет ни денег, ни жизненного опыта.

В дверь постучали. С подносом в руках вошла Монсеррат. Увидев Томаса, она достала из серванта второй столовый прибор. Эльвира и Томас хранили молчание. Наконец они опять остались одни.

— Я вызвала Анну, чтобы не быть в доме одной, к тому же полностью во власти этого старика. А потом у нее родилась идея… — Эльвира сделала паузу, — родилась идея убить его.

Томас протянул руку за чашкой кофе. Но рука задрожала так, что он отказался от этого. Эльвира ждала, что он что-нибудь скажет. Но Томас все еще пытался осознать сделанное ею признание со всеми вытекающими отсюда последствиями.

— Анна еще не доучилась на медсестру, но она уже знала, как это сделать, чтобы никто ничего не заметил: дать высокую дозу инсулина. Человек умирает тогда в состоянии шока. Доказать искусственное введение инсулина невозможно. Самое большее — обнаружить след от укола. Если тщательно искать его.

Томас наконец взорвался.

— И вы убили моего отца!

Эльвира взяла стакан апельсинового сока. Ее рука оставалась твердой. Она выждала какой-то момент, но потом поставила стакан назад, так и не сделав ни глотка.

— Вильгельм Кох стал твоим отцом только после смерти. Томас смотрел и ничего не понимал.

— После его смерти мы вас подменили. Вильгельм Кох был отцом Конрада. Давая Томасу время сформулировать свой следующий вопрос, она опять взяла стакан. Но теперь и ее рука дрожала. Она снова поставила его на место.

— Зачем вы это сделали? — удалось наконец Томасу выдавить из себя.

— Мы хотели, чтобы все получил ты, а не Конрад.

Томасу снова понадобилось время, чтобы переварить и это.

— Но почему? — спросил он затем. — Почему я?

— С Конрадом меня ничто не связывало. Он только напоминал мне о Вильгельме Кохе.

— А со мной? Что тебя связывало со мной?

— Мы же с Анной были сестрами.

Томас встал и подошел к окну. Монотонный затяжной дождь зарядил с самого утра.

— Анна Ланг — моя мать, — пробормотал Томас. — А ты — моя тетка. Эльвира не ответила.

Несколько минут Томас молча стоял и неотрывно смотрел на мокрые от дождя рододендроны. Потом он покачал головой.

— Как могла мать отдать своего ребенка ни за что ни про что своей сестре?

— То, что она останется в Лондоне, мы не планировали. Она влюбилась. А потом началась война.

— А кто мой отец? — спросил он наконец.

— Это абсолютно не важно. Томас повернулся от окна.

— И что будет, когда все это вылезет наружу?

— Не вылезет.

— Они подключат соответствующие инстанции.

— Ты поговоришь с Урсом и с Симоной. Вы постараетесь отговорить ее от этого. Любой ценой.

Томас кивнул.

— А ты?

— Мне лучше уехать на пару дней.

Он только качал головой и уже собирался уйти, как вдруг опомнился, обнял ее и поцеловал в обе щеки.

— Теперь ступай, — сказала она и крепко прижала его к себе. Когда он ушел, в глазах у нее стояли слезы.