Читать книгу - "24 часа - Клэр Сибер"

Никто не женится и не выходит замуж, думая, что брак рано или поздно распадется.

Не так ли?

День моей свадьбы был, как я думала, началом нового этапа в жизни: свадьба – это ведь залог чего-то хорошего, это ведь новое начинание. Лучший день моей жизни – до того дня, когда родилась Полли. На вершине холма на юго-восточной оконечности Корнуолла, нависающей над спокойным бирюзовым морем, я вышла замуж за мужчину, в которого очень сильно влюбилась годом раньше. Мы ели местных омаров и чипсы, сидя под солнцем на открытом воздухе, за длинными столами, представляющими собой столешницы, положенные на козлы, а затем состоялась вечеринка в мастерской Сида. Денег у нас, в общем-то, не было, но это не имело значения: мы украсили мастерскую дикорастущими цветами – розовыми, желтыми и голубыми, – и Эмили вплела точно такие же цветы в мои распущенные волосы. Я была одета в простенькое и легкое шелковое платье, ходила босиком и пребывала в полной эйфории, погрузившись с головой в любовь.

«Ты красивая», – шептал Сид, когда мы стояли перед чиновником-регистратором. Однако, когда я смотрела ему в глаза – глаза цвета моря, – он казался мне каким-то отчужденным, как будто даже эту коротенькую фразу произносил через силу.

И я просто еще сильнее сжимала его ладонь – ладонь моего бедненького растерявшегося мальчика. Я знала, что он напуган.

Насколько он был напуган – этого я тогда не осознавала.

«Я еще никогда не видела тебя такой счастливой, – сказала Эмили. Это была любезность с ее стороны, ибо я знала, что она чувствует на самом деле. – Но вот омаров мне жалко. Они ведь образуют брачные пары на всю жизнь. – Она скорчила мне рожицу, надув и без того круглые щеки. – Пока их не подают на обед».

Типичная Эм. С другой стороны, моя мама не сказала ничего. Она всего лишь закатила глаза при виде моих распущенных волос и голых ступней, но и ей в кровь уже хлынул адреналин. Сид умел быть невероятно обаятельным, когда ему этого хотелось, и, несмотря на то что он почти ничего не зарабатывал, мама в конце концов решила – причем без каких-либо внушений со стороны, – что заложенный в нем потенциал может оказаться огромным.

Лучшее же заключалось в том, что в этом месте собрались все, кого мы любили. Все, кроме моего отца, который отказался приехать. Это не стало неожиданностью: в конечном счете, я ведь пригласила его на свадьбу только ради того, чтобы соблюсти приличия.

Уже вечером в день нашей свадьбы, когда гости все еще танцевали под музыку местного самодеятельного ансамбля и пили дешевое слабенькое вино розового цвета при свете месяца, Сид отвел меня в старый обветшалый амбар, в котором держал свой мотоцикл и газонокосилку, вышедшую из строя при первом же использовании. Он стащил брезентовый чехол с картины, прислоненной к стене. Это была небольшая картина маслом, и я даже не знала, что он над ней работает. Я стояла и молча таращилась на картину.

На ней была изображена я: я спала обнаженная, свернувшись калачиком посреди постели.

«Постель Сида» – так он назвал эту картину.

Как стало ясно впоследствии, это было единственное проявление нежности ко мне за всю историю наших отношений. Единственное, если не считать подаренного им кольца вечности^[6].

Но тогда я этого еще не знала.

Картина мне понравилась. Понравилась не из какого-то тщеславия, а просто потому, что я – видимо, по глупости – решила, будто эта картина символизирует то, что я значу для него. И потому что я вообразила, будто он видит меня совсем не так, как все другие люди. Я, по правде говоря, даже не верила своей удаче: я ведь вышла замуж за человека, которого считала настоящим гением, а главное, я верила, что больше всего на свете он любит меня.

Я совершенно потеряла голову.

* * *

После полуночи, когда все наконец-то разошлись, Сид поставил меня посреди своей темной мастерской и стал меня разглядывать.

Я почувствовала, что в нем что-то нарастает по мере того, как сгущается тьма. Что-то такое, чего я не понимала, только знала, что оно есть. То, что я замечала в нем раньше всего пару раз.

Он протянул руку и грубо стащил бретельки платья с моих плеч, в результате чего платье упало и расстелилось у моих ног, словно лужица из шелка.

Он ничего не говорил. Выражение его лица было загадочным, и поэтому я просто подчинялась ему, парализованная его взглядом. В том, как он смотрел на меня, стоящую в лунном свете, было что-то весьма необычное… В конце концов я почувствовала себя такой обнаженной, какой я себя еще никогда не чувствовала.