Читать книгу - "Сыны анархии. Братва - Кристофер Голден"

Джон Карни углядел рыженькую ярдов за пятьдесят. Не то чтобы он был извращенцем или на манер того. Дьявол, да он и за юбками-то не гонялся уже лет двадцать, даже когда жена Тереза покинула его еще в четвертом году. У Карни была подружка-две-три, но с ними он всегда знакомился через друзей, напрочь не признавая онлайн-знакомств, а уж про цеплять баб в барах и говорить нечего.

О шалманах не может быть и речи, если он хочет удержать в кармане фишку, с которой не расстается пятнадцать лет[5]. Может, порой трезвая жизнь и скучновата, но лучше уж скука, чем вечный покой.

В последние годы дела Саммерлинской оружейной выставки-ярмарки пошли на спад, но он продолжал выставляться из верности Оскару Темплу – парню, заправлявшему ею с самого начала. И в этом году лояльность Карни окупилась – в первые два дня Саммерлинской выставки бизнес так и бил ключом. Американцев охватила паранойя, что их право на ношение оружия усекут или отнимут напрочь, а всякий раз, когда такое случается, бизнес идет в гору. Ничто так не способствует росту продаж, как разговоры о контроле за оборотом оружия.

Выставка расположилась в открытом поле на ранчо Оскара Темпла, у самой западной границы муниципальных владений Саммерлина, на расстоянии плевка от каньона Ред-Рок с одной стороны и на расстоянии не слишком долгой поездки от центра Лас-Вегаса с другой. Самый эпицентр туристских маршрутов, и любителям оружия его найти тоже нетрудно.

Рыжеволосая на типичную любительницу оружия не походила. И теперь, когда она подошла чуть ближе, он сообразил, что и рыжей-то ее толком не назовешь. Скорее уж земляничной блондинкой. Очаровательный оттенок.

Она рассекала толпу, как акула, озирая стенды и палатки лишь мимоходом, разглядывая лица продавцов куда пристальнее, чем оружие, которое они выставили на продажу. Солнце превратило ее прическу в красновато-золотистый ореол. Ее бутылочно-зеленая майка и облегающие линялые джинсы демонстрировали прекрасные формы, но Карни обратил больше внимания на уверенную и решительную походку, чем на полные груди или покачивающиеся бедра. В свои семьдесят пять он, несомненно, был отнюдь не чужд интереса к дамским прелестям, но солидные дамы всегда производили на него куда большее впечатление – даже если дама смахивала на девчонку.

Земляничная блондинка подошла к стенду Хэла Берлингейма, постучала костяшками пальцев по стеклянной витрине, чтобы привлечь внимание старика, и, задавая ему вопрос, выгнула бедро дугой. Улыбка – слащавая маска – появилась на ее губах, лишь когда он к ней обернулся, и так же быстро исчезла, как только она получила ответ на свой вопрос.

Повернувшись, Берлингейм указал на ряды продавцов стрелкового оружия.

И едва земляничная блондинка, обернувшись, взглядом отыскала Карни – и улыбнулась той же самой маскарадной улыбкой, – он понял, что Берлингейм указывал прямо на него.

Джон озадаченно нахмурился, когда девчушка зашагала в его сторону. Покупатели внимательно разглядывали его товар, а парень, спрашивавший, почему у него не выставлена на продажу снайперская винтовка «Барретт М82» пятидесятого калибра, начал сетовать на правительство, урезающее его права, но Карни игнорировал их всех.

Милашка неспешно фланировала к нему, но вальяжная походка ничуть его не обманула. Эта девица не из тех, кто слоняется просто так.

Выставив указательный палец на манер пистолета, она нацелила его в Джона:

– Вы будете Джон Карни?

Даже в этих простых словах он различил ирландский акцент, прозвучавший для него эхом прошлого. Его родители были родом из Каррикфергуса, чуть выше по побережью от Белфаста, и он сам до сих пор не до конца избавился от следов местечкового выговора.

– Я он и буду, да. Чем могу служить, мисс?

Барышня, добавил он про себя. Останься в нем еще хоть капля старой ирландской закваски, он назвал бы ее барышней.

Ее улыбка была смертоноснее стволов на его стенде.

– Мистер Карни, один друг сказал мне, что вы могли бы мне помочь, и я натурально надеюсь, что он был прав. На этом подвисло многое.

И тут Карни впервые заметил двоих мужчин, продвигающихся сквозь толпу вслед за ней, крейсируя без остановок, в точности как она. Крутые парни, почти такие же юные, как эта ирландская барышня, с гранитными взорами и сжатыми в ниточку губами. «Копы? – озадачился он. – Или наоборот?»

Желание предупредить ее всколыхнулось у него в груди, но затем он заметил, что барышня обратила внимание, как он бросил взгляд мимо нее, разглядела промелькнувшую в его чертах тревогу – и не придала этому ни малейшего значения.

Значит, они с ней.

Джон сдвинул брови. Кем бы ни была эта девица, она несет с собой беду. Она в каждом слове несет обаяние и мучительную до боли красоту своего культурного наследия, хотя явно его не заслуживает.