Читать книгу - "Пропавшая - Майкл Роботэм"

– Меня зовут доктор Уикхэм, – говорит он с улыбкой. – Я невролог.

Он похож на тех врачей, которых показывают в телевизионных шоу.

– Однажды я видел, как вы играли за «Арлекинс» против «Лондон Скоттиш», – говорит он. – В тот год вы попали бы в национальную сборную, если бы не та травма. Я и сам немного играл в регби, хотя и не в основном составе.

– Правда? И на какой позиции?

– Центральным.

Я так и думал. Вероятно, за игру он пару раз касался мяча, а сам до сих пор рассуждает о тех голах, которые мог бы забить.

– Мне принесли результаты рентгена, – говорит он, открывая папку. – Нет никаких следов черепных трещин, аневризмы или кровотечений. – Он поднимает глаза от своих бумажек. – Нужно провести ряд неврологических тестов, чтобы проверить функции вашей памяти. Вам придется ответить на несколько вопросов о перестрелке.

– Я ничего о ней не помню.

– Да, но я хочу, чтобы вы отвечали просто так, даже если это только догадки. Это называется тестом вынужденного выбора. Он заставляет вас рассматривать варианты.

Кажется, я понимаю, чего от меня хотят, но не вижу в этом особого смысла.

– Сколько человек было в лодке?

– Не помню.

Доктор Уикхэм настаивает:

– Вам надо сделать выбор.

– Четверо.

– Было полнолуние?

– Да.

– Лодка называлась «Шармэйн»?

– Нет.

– Сколько у нее было моторов?

– Один.

– Это была краденая лодка?

– Да.

– Мотор работал?

– Нет.

– Вы стояли на якоре или плыли?

– Плыли.

– Вы были вооружены?

– Да.

– Вы стреляли?

– Нет.

Это просто смешно! Какой во всем этом смысл? Я просто отвечаю первое, что приходит в голову.

Внезапно меня осеняет. Они думают, что я симулирую амнезию. Этот тест нужен вовсе не для того, чтобы понять, что я помню, – нет, они проверяют истинность моих симптомов. Они заставляют меня выбирать ответ, чтобы потом подсчитать процент вопросов, на которые я ответил правильно. Если я не притворяюсь, то ответы наугад будут правильными процентов на пятьдесят. Если же результат будет существенно больше или меньше пятидесяти, это может означать, что я пытаюсь повлиять на него, нарочно давая правильные или неправильные ответы.

Мне известно о статистике достаточно, чтобы понять их цель. Шанс, что человек, потерявший память, ответит правильно на десять вопросов из пятидесяти, меньше пяти процентов.

Доктор Уикхэм записывал мои ответы. Без сомнения, он изучает распределение результатов, строит графики, которые подтвердили бы, что это не случайная выборка.

Я прерываю его и спрашиваю:

– Кто составлял эти вопросы?

– Не знаю.

– А вы сделайте выбор.

Он недоуменно смотрит на меня, внезапно почувствовав себя неловко.

– Да ладно вам, док, отвечайте: да или нет? Меня устроит простая догадка. Это тест, чтобы проверить, не симулирую ли я потерю памяти?

– Не понимаю, о чем вы, – бормочет он.

– Раз уж я могу угадать ответ, так и вы можете. Кто вас на это подвиг: отдел внутренних расследований или Кэмпбелл Смит?

Вскочив на ноги, он захлопывает папку и поворачивается к двери. Жаль, что мы не встретимся с ним на поле для регби. Я окунул бы его мордой в грязь.

Я спускаю ноги с кровати на пол. Линолеум холодный и слегка липкий. Задыхаясь от боли, просовываю руки в пластиковые ручки костылей.

Мне полагается пользоваться инвалидным креслом, но я слишком самолюбив. Не собираюсь я кататься в хромированной клетке, как какой-нибудь старикан, занимающий очередь на почте. Заглянув в шкаф, обнаруживаю, что одежды там нет. Пусто.

Знаю, что рассуждаю как параноик, но чего-то они недоговаривают. Кто-то должен знать, что я делал на реке. Кто-то ведь слышал выстрелы и что-то видел. Почему они не обнаружили тел?

В коридоре я вижу Кэмпбелла, беседующего с доктором Уикхэмом. Рядом с ними двое следователей. Одного я знаю: это Джон Кибел. Я работал с ним раньше, пока он не перешел в отряд по борьбе с коррупцией, так называемую призрачную команду, и не начал охотиться за своими.

Кибел – из тех копов, которые всех геев называют педерастами, а азиатов – цветными. Он громогласен, пристрастен и всецело предан работе. Когда в Темзе затонул катер «Маркиза»[10], Кибел уже к ланчу посетил тринадцать человек и сообщил им, что их ребятишки погибли. Он точно знает, что говорить и когда замолчать. Таким образом, это человек, который иногда бывает полезным.

– И куда ты направляешься? – спрашивает Кэмпбелл.

– Решил подышать свежим воздухом.

Кибел тут же встревает:

– Да, в самом деле, полезно немного проветриться.

Я проталкиваюсь мимо них к лифту.

– Вы не можете уйти, – говорит доктор Уикхэм. – Вам нужно каждый день менять повязки. И принимать обезболивающие.

– Положите все мне в карман, и я сам за собой присмотрю.

Кэмпбелл хватает меня за руку:

– Не сходи с ума.

Легко сказать. Меня уже трясет от него.

– Вы что-нибудь нашли? Трупы?

– Нет.

– Я ведь не симулирую, понимаешь? Я действительно ничего не помню.

– Я верю.

Он отводит меня в сторону.

– Но ты же знаешь порядок. Отдел внутренних расследований должен разобраться.

– Что здесь делает Кибел?

– Хочет поговорить с тобой.

– Мне потребуется адвокат?

Кэмпбелл смеется, но это не производит на меня должного впечатления. Не дав мне разобраться в своих чувствах, Кибел уводит меня по коридору в больничный холл – пустую комнату без окон, где стоят выгоревшие оранжевые диваны и на плакатах красуются здоровые люди.

– Я слышал, к тебе приходила старушка-смерть.

– Да, и предложила мне апартаменты с роскошным видом.

– А ты ей отказал?

– Не люблю путешествовать.

Еще минут десять мы треплемся об общих знакомых и о тех временах, когда оба работали в Западном Лондоне. Он спрашивает о моей матери, и я говорю ему, что она в пансионате для престарелых.