Читать книгу - "Музыка ножей - Дэвид Карной"

«Интересно, — часто думал Коган, — стал бы я мириться с ее поведением, будь она посимпатичнее?» Высокая, стройная, с большими зелеными глазами и нежной кожей — нет, уродиной ее назвать было нельзя. Но в нерабочее время одевалась Беклер подчеркнуто асексуально, напяливая на себя какое-то почти мужское барахло. Чем дольше она общалась с другими хирургами — практически все они были мужчинами, — тем более мужским становилось ее поведение и манера говорить. Однако в душе она по-прежнему считала себя женщиной и яростно отстаивала свои феминистические убеждения. И потому Когана, выпускника Гарварда и приверженца старомодных взглядов на отношения полов, она считала воплощением вселенского зла.

Разумеется, он с этой оценкой согласиться был не готов.

— А что происходит? — спросил Коган.

— Твою мать! — Беклер его вопрос просто проигнорировала. — Да посвети же ты сюда! Ты точно уверен, что ей его не удаляли?

— Доктор, я сам проверял, — ответил анестезиолог. — В карте об этом ни слова.

— Так проверь еще раз! Тут же кругом швы! Хрень какая-то.

Коган взял у анестезиолога карту. Понятно, чего Беклер так бесится. У пациентки на пузе уже четыре шрама от предыдущих операций. Два после кесарева, один после удаления аппендикса. Происхождение последнего было туманным.

— И что не так, Энн?

— Дай карту, я сама посмотрю.

Коган протянул ей бумаги:

— Здесь ни слова об удалении желчного пузыря.

— Бля.

— Она что, пузырь найти не может? — шепнул Коган медсестре.

— Ага.

— Энн, взяла бы ты лапароскоп.

— Если бы Розенбаум не был таким задохликом, никакая камера бы не понадобилась.

— И что теперь? Розенбаум задохлик, а я тебе помогать не собираюсь. Бери лапароскоп.

Беклер злобно глянула на него, потом на остальных, тех, что ждали ее решения. Другого выхода не было, и она это уже поняла.

С виду лапароскоп похож на железную трубочку. С его помощью можно свести операционное вмешательство к минимуму. В брюшной полости проделываются четыре дырочки. В одну просовывают камеру лапароскопа, в остальные три — хирургические инструменты. Хирург проводит операцию, глядя на экран телевизора, и, чисто теоретически, больного можно выписывать через два дня после операции, а не через пять, как обычно.

— Левее, — скомандовала Беклер.

Все посмотрели на экран. Розенбаум водил камерой в области под печенью, там, где полагалось быть желчному пузырю. Он трижды прошелся взад-вперед. Коган не видел пузыря. Но если карта говорит, что должен быть пузырь, значит, он на месте. Наконец Коган его увидел и ткнул пальцем в экран:

— Вот он.

— Где? — спросила Беклер.

— На стенке печени.

Розенбаум подвел камеру поближе к тому месту, на которое указывал Коган, приподнял лапароскопом печень и немного сдвинул ее в сторону. И действительно, пузырь обнаружился. К стенке печени прилепилась коричневая масса жутковатого вида.

— Вот это да! Офигеть! Он прям приклеился! — сказал Розенбаум.

— Дрянь какая, — прошипела Беклер.

Улыбки Когана под маской никто не заметил, но глаза его светились от удовольствия.

— Ну вот и ладушки, а мне пора на боковую. Благодарю за прекрасно проведенный вечер. Энн, ты, как всегда, обворожительна. Всем доброй ночи.

— Доброй ночи, Тед, — отозвалась медсестра.

— Доброй ночи, Энн.

Беклер не ответила, лишь велела:

— Келли, давай зажим.

Коган подумал, не пожелать ли Беклер доброй ночи еще раз, но решил, что не стоит. Хватит с него на сегодня развлечений. Да и Беклер его игры явно не доставляли удовольствия.