Читать книгу - "Черное дерево - Альберто Васкес-Фигероа"

– Их мы закопаем в дюнах этой же ночью, – взглянул на Размана, который неподвижно, не отводя глаз, как загипнотизированный, смотрел на труп своего товарища. – Что чувствуешь, зная, что завтра утром тебя уже будут есть черви?

«Турок» поднял на него глаза.

– Страх.

– Страх? – удивился и рассмеялся Сулейман. – Всегда думал, что люди из «Группы» не знают, что такое страх…

– Если бы ты, как я, сидел с перебитой рукой и тремя мерзкими порождениями грязной шлюхи напротив, то наверняка не испытывал бы страх… Ты бы давно наложил в штаны, грязная свинья, – он в отчаянии замотал головой. – Скажи этому дерьмовому негру, чтобы прикончил меня.

– Как? Тебе не нравится Амин? – рассмеялся торговец. – Жаль! По–настоящему жаль, потому что, гарантирую тебе, что ты–то как раз Амину пришелся по вкусу. Амину все нравятся: и мужчины, и женщины, и дети… Не правда ли, негр? – он взял Размана за подбородок и, приблизив к нему свое лицо, прошептал:

– И знаешь, что я узнал про него? Ему особенно нравится пользоваться людьми, когда они чуют, что умрут… Быть последним на этом свете, кто ими воспользуется – это возбуждает его… Не правда ли, негр?

Амин ничего не ответил. «Турок» побледнел, сжал зубы и, поморщившись от боли, откинулся назад, прислонил голову к стене. Вдруг, одним прыжком, словно внутри него развернулась сжатая пружина, отскочил в сторону, туда, где Сулейман оставил на подушке свой револьвер, рядом с трупом Таггарта. Левой рукой схватил револьвер, перевернулся в воздухе, целясь в торговца, но Амин оказался быстрее – выстрелил ему два раза прямо в грудь.

Револьвер выскользнул из его слабеющих пальцев, он упал на спину и, кашляя кровью, с выражением смертельной усталости на лице, прошептал:

– Покажите мне ее.

– Кого?

– Ее. Хочу убедиться, что правда, то, что про нее рассказывают – он кашлянул, и струйка крови скользнула с его губ на подбородок, а затем на шею. – Хочу убедиться, что это стоило того, чтобы…

Суданец встал на колени перед умирающим.

– Что в ней такого? Почему все ищут ее?

– Это и я хотел бы знать, старик, – еле слышно прохрипел Разман, силы покидали его. – Дай мне взглянуть на нее…

Сулейман кивнул Амину, тот подошел к сундуку, отодвинул его в сторону, сдвинул ковер и спустился в подвал. Разман, следивший за каждым его движением, удивленно закачал головой.

– Хороший тайник, Зеда, – прошептал он и кровь заклокотала у него в горле. – Очень хороший… Но для тебя все кончено. Можешь мне поверить – ты такой же мертвец, как и я.

Амин вылез из подвала, волоча за собой Надию.

Он схватил ее за руку и подвел к раненому. «Турок» внимательно осмотрел ее и удовлетворенно улыбнулся.

– Да, это стоило того.

Он замолчал, взгляд его устремился в некую, удаляющуюся в бесконечность, точку, и в какой–то момент глаза его остекленели, и он престал видеть что–то ещё, кроме теней.

Он нашел ее сидящей под пальмой и читающей с таким видом, будто все происходило не в сердце Сахары, а где–нибудь на Лазурном Берегу. Он поприветствовал ее, взмахнув рукой, подошел к небольшому озерцу и нырнул, не раздеваясь, в воду. Потом вышел на берег и, как был, в мокрой одежде, подошел и сел рядом.

– Какие новости?

– Ни каких… А у тебя?

– Тоже ничего. Эта пустыня и в самом деле место пустынное, – мрачно пошутил он.

– Еще рано, – предположила она. – Если Алек прав, то торговцы еще целую неделю не предпримут никаких действий.

– Можно сказать, что все это превратится в нечто, похожее на партию в шахматы…

Миранда закрыла книгу, поискала сигареты, предложила ему одну и зажгла обе. Он с наслаждением затянулся.

– Больше напоминает игру в шашки.

Она поднялась на ноги и пошла к небольшой палатке, состоящей из куска брезента и нескольких кольев.

– Хочешь, я приготовлю что–нибудь горячее?

– Может не стоит беспокоиться? Я столько съел этих галет и консервов, что меня тошнит.

– Тогда яичницу с ветчиной?

– Господь Всемогущий!

– Эта газовая плита – удобная вещь. И еще, от нее нет дыма…

Он подошел и сел рядом.

– Тебе тут не одиноко? Не боишься оставаться одной?

– Нет, – спокойно ответила она, выкладывая на разогретую сковороду ломтики ветчины. – Алек так близко отсюда, как никогда. Приезжает навестить меня каждые два–три дня, и это чаще, чем когда–либо до сих пор. Отдала бы все, что у меня есть, чтобы он никогда не уезжал… – обвела рукой вокруг и сказала:

– Что я еще могу желать для себя? Оазис для меня одной, вода, где я могу купаться, сколько мне заблагорассудится, тишина и покой, чтобы читать и размышлять… О чем еще можно мечтать?

– И тебя не давит огромное пространство пустыни вокруг?

– Почему оно должно давить? Пустыня – означает, что вокруг нет человеческих существ, и именно они, люди, причинили мне больше всего вреда и боли. Никто не будет беспокоить меня здесь, никто не будет доставать меня – это я тебе гарантирую. А если придут, то я уже подготовилась. Я рассказывала, что мою подругу, с кем мы арендовали одну квартиру, трое типов изнасиловали прямо в лифте, в квартале от Трафальгарской площади? – она разбила два яйца о край сковороды, содержимое сковороды весело зашкварчало. Давид почувствовал, как в животе у него что–то вначале сжалось, а потом распрямилось, и рот наполнился слюной. – Гарантирую, что если спросить тех, кто бьется за выживание в перенаселенных городах, большинство выбрало бы этот оазис. Это можно было бы сравнить с лечением отдыхом, что–то вроде медицинской процедуры.

На что Давид ничего не смог ответить. Обжаренные яйца и ломтики ветчины были выложены на оловянную тарелку, и он накинулся на них с куском хлеба в руках, что Миранда извлекла из алюминиевого контейнера. Она сидела напротив, пила маленькими глотками кофе из чашки и с легкой улыбкой наблюдала за ним.

Когда он закончил есть, предложила ему чашечку кофе и еще одну сигарету.

– Знаешь, чего мне больше всего не хватает? – спросил он. – Моих камер… Нужно было захватить их с собой. Они бы помогли мне убить время, я бы фотографировал ящериц, змей, растения… А телеобъектив был бы вроде подзорной трубы.

Давид замолчал. Миранда также сидела, не проронив ни слова. Закончив пить кофе, смотрели, как сонно покачиваются листья пальм.

– Зачем столько тайн? – неожиданно спросил он. – Я спрашивал себя все это время и не находил вразумительного ответа. Я и сам уже начал думать, что «Группа Черное Дерево» – это что–то… – он засомневался с определением, – что–то нелегальное. Но на самом деле речь идет о предприятии – самом прекрасном и благородном, что когда–либо начатом представителями рода человеческого. Зачем все это держать в тайне, зачем скрывать?