Читать книгу - "День исповеди - Аллан Фолсом"

Сразу по прибытии их провели на небольшую полянку, окруженную ухоженными кустами, поодаль от главного здания, где их поджидал Палестрина. Он сидел за кованым столиком, потягивал кофе и одновременно что-то печатал на ноутбуке. С ним был Фарел — стоял за креслом, словно верный мажордом, исполняющий заодно и обязанности телохранителя. С ними был еще один человек — мужчина привлекательной, но неброской наружности, не достигший, по-видимому, и сорока лет. Худощавый, среднего роста, черноволосый, с проницательными ярко-синими глазами и одетый — Марчиано хорошо это запомнил — в двубортный синий пиджак при белой сорочке и темном галстуке и серые брюки.

— Вы еще не знакомы с Томасом Добряком, — сказал Палестрина, когда приехавшие сели; при этом он потирал руки, словно представлял нового члена привилегированного закрытого клуба. — Он помогает нам координировать ситуацию в Китае.

У Марчиано до сих пор явственно сохранилось ощущение ужаса и недоверия, которое он испытал в тот момент; он заметил, что и остальные почувствовали то же самое. Капицци непроизвольно поджал тонкие, всегда напряженные губы, на обычно искрившиеся юмором глаза Йозефа Матади набежала мрачная тень, когда Томас Добряк поднялся и чрезвычайно вежливо обратился к каждому из них по имени, взглядывая при этом в глаза.

— Buon giorno, монсеньор Капицци.

— …Кардинал Матади.

— …Кардинал Марчиано.

* * *

Марчиано помнил, что год назад, приехав вместе с отцом Дэниелом на встречу с Пьером Веггеном, уже видел Добряка, тогда в обществе низкорослого китайца средних лет. В то время Марчиано не имел ни малейшего представления, кто это такой, да и вообще не обратил бы внимания на этого человека, если бы не китаец рядом. Но сейчас он столкнулся с Добряком лицом к лицу, к тому же знал его имя и отлично понимал, с кем имеет дело. Поэтому в тот момент, когда убийца, глядя ему в глаза, назвал его имя, кардинал испытал настоящий ужас.

А то, как Палестрина совершенно откровенно забавлялся, глядя на их достаточно красноречиво проявившуюся реакцию, сказало им так же ясно, как и произнесенные вслух слова, кто убил кардинала-викария и по чьему приказу. И приглашение их, а вернее, вызов на эту виллу был попросту предупреждением, что, если кто-нибудь из них втайне придерживается взглядов покойного кардинала, идущих вразрез с планами Палестрины насчет Китая, Томас Добряк успешно разберется и с ним. Наглость, с которой Палестрина устроил этот дивертисмент для нагнетания ужаса, была совершенно откровенной и оттого еще сильнее устрашала. Кроме того, его поступок свидетельствовал о том, что война за контроль над Китаем должна вот-вот начаться.

А потом, вероятно для того, чтобы кардиналам стало еще понятнее, на чьей стороне сила и власть, Палестрина пригладил ручищей свою пышную снежно-белую шевелюру и соизволил отпустить их.

* * *

Марчиано вновь увидел свой полутемный кабинет и карманный диктофон на столе. Во время этой исповеди он рассказал отцу Дэниелу об убийстве кардинала Пармы и о своем соучастии в великом плане Палестрины по распространению влияния католической церкви на Китай — плане, для выполнения которого потребуются не только неприглядные маневры с ватиканскими капиталовложениями, но и смерть бессчетного количества ни в чем не повинных простых китайцев.

А получилось, что своей исповедью он, сам того не ведая, приговорил отца Дэниела к смерти. В первый раз его спас Бог, а может быть, судьба. Но теперь, когда им стало доподлинно известно, что излишне осведомленный священник жив, Томас Добряк начнет охоту за ним. А ускользнуть от такого, как Добряк, пожалуй, невозможно. Палестрина не позволит себе ошибиться дважды.