Читать книгу - "Гедеон - Расселл Эндрюс"

В аэропорту на долгосрочной стоянке Преследователя ждал автомобиль — восьмиместный «шевроле-сабурбан» темно-синего цвета с вермонтскими номерами. Машина числилась за детским садом в городке Путни, штат Вермонт. Водительскую и переднюю пассажирскую двери украшал логотип компании, под которым располагалась забавная картинка с изображением счастливых, улыбающихся детских мордашек, воздушных шариков и леденцов на палочке. Бензобак автомобиля, рассчитанный на сто девяносто литров, был полон до краев. Ключи от «шевроле» лежали в кармане Преследователя. В бардачке машины находились мощный бинокль и девятимиллиметровый «ЗИГ-зауэр» — полуавтоматический пистолет немецкого производства. Под водительским сиденьем прятался шестизарядный револьвер «Магнум-357». Патронов тоже не пожалели, их было даже слишком много — Преследователю редко приходилось перезаряжать оружие.

Под сложенным передним сиденьем стояли две небольшие сумки-холодильники. В каждой из них лежало по шесть двадцатисантиметровых динамитных шашек, каждая диаметром почти в два с половиной сантиметра. В багажнике машины, под подставкой для запасного колеса, скотчем приклеили шесть взрывателей, для надежности плотно обмотанных толстой алюминиевой фольгой.

Преследователь был доволен. Все изложенные в письме инструкции выполнили очень тщательно. Даже подбор музыки не оставлял желать лучшего. В CD-плеер вставили диск инструментальной серф-музыки[7]шестидесятых годов гитариста Дика Дэйла.[8]Преследователь сел за руль, направил огромную, тяжелую машину к выходу, заплатил за стоянку сорок два доллара пятьдесят центов и выехал из аэропорта на широкую, окаймленную деревьями дорогу к мемориалу Джорджа Вашингтона. Он вел машину аккуратно, не превышая скорости и восхищаясь роскошной зеленью насаждений и лужаек вдоль реки Потомак. Преследователь никогда не переставал удивляться тому, что в красивом и умиротворяющем Вашингтоне живет так много страшных и опасных людей.

Преследователь переехал через мост, названный в честь автора слов гимна США Фрэнсиса Скотта Ки, и свернул на Висконсин-авеню. Клингл-стрит была примерно в двадцати минутах езды. Добравшись до места назначения, Преследователь припарковался на тенистом пятачке за четыре дома от нужного ему объекта и заглушил мотор.

«Наблюдайте и сообщайте мне, — произнес тогда в телефон голос с британским акцентом. Указания были предельно ясными: — Мне необходима информация».

Преследователь повесил трубку и улыбнулся. Они жили в разных мирах. Один обретался в мире, где информация была дорогостоящим товаром, эквивалентом денег, власти и силы. А для другого единственную ценность представляли сведения, которые могли бы привести к жертве. Или помочь выжить.

Преследователь слушал музыку Дика Дэйла уже полчаса, когда увидел, что незаметный серый автомобиль «форд-таурус» остановился возле объекта. Из машины вылез высокий, светловолосый, похожий на чиновника человек и быстрыми шагами направился по вымощенной камнем дорожке к кирпичному каретному флигелю сзади дома.

Мужчина находился внутри сорок пять минут. Когда он вышел, Преследователь увидел, как визитер обернулся и посмотрел на жилище женщины. Лицо посетителя выражало замешательство и неуверенность. Его явно что-то тревожило. Словно он что-то забыл внутри. Затем он отвел взгляд от дома, подошел к своему «таурусу» и уехал. Преследователь ждал. Как он и предполагал, через несколько минут серый автомобиль вернулся. Только теперь водитель припарковал его в другом месте, на противоположной стороне улицы. Блондин выключил зажигание, но не стал вылезать из машины. Он просто сидел и ждал, наблюдая за домом, из которого недавно вышел.

Преследователь бросил взгляд на часы на приборной панели «сабурбана», затем взял сотовый телефон и набрал номер. Пора было приступать к выполнению точных инструкций. Англичанин ответил после третьего звонка и выслушал Преследователя, не проронив ни слова, пока тот не сообщил всю имеющуюся информацию.

— Кое-что произошло. У меня для вас новое задание.

— А как быть с этим заданием? — спросил Преследователь.

— Небольшое изменение планов, — произнес голос с английским акцентом сквозь помехи в трубке, — или, я бы сказал, приоритетов.

— Что это значит?

— Это значит, чем больше шумихи в новостях, тем мне выгоднее.

— И каким же способом?

— Каким пожелаете, — ответил англичанин. — Если я заранее буду знать детали, пропадет все удовольствие. Деньги даются нелегко, так что чуть-чуть радости мне не помешает.

— Чуть-чуть радости никому не помешает, — ответил Преследователь, предвкушая удовольствие от предстоящей работы. — Вот только перепадает она не многим.

Линдсей Огмон закончил разговор с самым опасным из своих сотрудников и повесил трубку. Он не думал о богатом воображении Преследователя или его особенных талантах. Или о последствиях этого воображения и талантов.

Он думал только о деньгах.

Лорд Линдсей Эдвард Огмон сколотил свой первый миллион долларов, когда ему исполнилось всего двадцать два года.

Его отец, сэр Джеймс Линдсей Огмон, был типичным оксфордским доном — важным, напыщенным, вполне добропорядочным и всеми уважаемым. Он почитал королеву, поддерживал лейбористов и был уверен, что нет выше призвания, чем учить поэзии юных молодых людей, жаждущих знаний и красоты. Примерно каждые семь лет известное лондонское издательство публиковало тоненький сборник стихов Джеймса, неизменно получавший хвалебные отзывы, а каждые четыре-пять лет оно же издавало толстый том его критических статей, большинство из которых ясно давали понять, что другие современные рифмоплеты ничего не смыслят в поэзии.

Юный Линдсей тоже поступил в Оксфорд, как обязывало его положение, но продержался там только до начала второго курса, а затем его исключили за то, что он обрюхатил шестнадцатилетнюю дочь своего декана. Линдсей нисколько не жалел о том, что покинул величайший английский университет. Ему было наплевать на отца, большей частью из-за одержимости того дисциплиной, фальшивого либерализма и британской чопорности. По мнению юного Линдсея, эти качества в основном служили для установления нужных связей и позволяли отцу любить далекий от него народ, одновременно обращаясь с собственным сыном, который был рядом, как с куском дерьма. Он также презирал бегство отца от реальности в мир академической науки и не имел ни малейшего желания следовать по его стопам. Больше всего на свете Линдсей мечтал стать газетчиком. Человеком из простонародья. Он обожал грубость низших классов Англии — запахи, язык, волнующую и влекущую жизнь. Там его место, считал он.