Читать книгу - "Шифр Шекспира - Дженнифер Ли Кэррелл"

На меня волнами накатывала дурнота.

Что мы сделали?

Нет, не может быть. Максин быстро ушла из библиотеки, чтобы почитать сыну книжку перед сном. К тому времени как я отошла от театра, окна уже погасли.

У меня перехватило дух. Ведь убийца все время был там! Я чувствовала его взгляд, слышала, как он вытаскивал нож! Выходит, я привела его к Максин, а сама просто ушла, а он тем временем захватил ее?

— Это вы убили Максин, Катарина?

— Нет. — Мой голос прозвучал глухо.

Я ни словом не предупредила ее. Даже не намекнула об опасности.

— Что произошло?

— «Так длиться не могло, — ответила Атенаида, — и одеянья, тяжело упившись, несчастную от звуков увлекли в трясину смерти…»[25]Какие-то театралы, возвращаясь, нашли ее в архивном пруду. Она была похожа на русалку — волосы колыхались, юбка вздулась колоколом. Ее утопили.

«Превратили в Офелию». Меня начинало трясти.

— Я разбила этот сад из уважения к Миллесу, — произнесла Атенаида, — а не убийцам на потребу.

Высокий берег речушки с картины, поросший камышом и мохом, белые звездочки водных цветов, даже старая ива в углу — все удивительно напоминало архивный пруд. «Максин. Блестящая, непокорная Максин». У меня вырвался долгий судорожный вздох. Я пыталась собраться для ответа.

— Убийца мог приехать туда вслед за мной. Я знала это, но не предупредила ее. Так что она погибла из-за меня. Но я не убивала.

Атенаида развернулась ко мне лицом. Затем она медленно кивнула и опустила пистолет.

— Я так и думала. Но мне нужно было удостовериться. Знаю, ты простишь мои методы.

— Вам тоже может угрожать опасность. По меньшей мере часть пути сюда мы проехали со слежкой.

Тут вклинился Бен:

— Откуда вы узнали об убийстве?

— От полицейского подразделения Седар-Сити. Я была последней, кому Максин звонила.

— Вы сказали им о нашем приезде?

Ее взгляд ненадолго задержался на Бене.

— Их интересы не всегда совпадают с моими. Хотя, подозреваю, в скором времени они нанесут мне визит. Этого тоже не следует упускать из виду. — Она сдержанно кивнула Грасиэле: — Спасибо, ты свободна.

Грасиэла, неодобрительно поджав губы, выложила пистолет Бена на поднос и унесла с собой.

— Ваше оружие будет возвращено, мистер Перл, когда вы соберетесь уходить, — сказала Атенаида и повернулась ко мне: — Бумаги Гренуилла как-то со всем этим связаны. Их искала Розалинда Говард — теперь ее нет. Потом за ними являетесь вы, и Максин умирает. Почему?

Мне нечего было предложить в ответ, кроме правды. Я с силой стиснула томик Чемберса.

— Вам слово «Карденио» о чем-нибудь говорит?

— Потерянная пьеса? — На ее переносице дрогнула жилка.

— Прошу, Атенаида, позвольте мне взглянуть на бумаги Гренуилла.

— Карденио, — повторила она, перекатывая слоги во рту, словно пробуя. Потом вдруг прошла к одной из боковых витрин и набрала код.

От стены отделился биометрический сканер. Атенаида приложила к нему палец. Раздался щелчок, и витрина, дохнув музейным холодком, откинулась на петлях. Атенаида вынула из тайника тонкую голубую папку и отнесла на широкий квадратный стол в центре зала.

— Полагаю, раз уж вы знаете о Гамлете, то прочли все архивные материалы о Гренуилле?

Я кивнула.

— Когда он выехал из Томбстона, то оставил у себя только смену одежды и несколько книг. Никаких бумаг среди них не было.

— Что, совсем?

— По крайней мере известных ему. После отъезда на имя Гренуилла пришло письмо, и хозяйка дома его сохранила. Ее называли Блонд-Мари, иначе — Золотой Доллар. Миссис Хименес она приходится прапрабабкой, хотя та старается не афишировать, каким ремеслом занималась ее прародительница. Блонд-Мари так и не открыла письма. — Атенаида вытащила старый конверт, надписанный поблекшими лиловыми чернилами, с британской печатью и маркой лондонского почтамта. Верх конверта был надорван.

— А говорите, его не открывали.

— Да, до прошлой недели, — ответила Атенаида. — Это сделала наша общая знакомая. — Она вытащила пару архивных перчаток.

Я подняла глаза.

— То есть Роз?

— Если этим мушиным жужжанием вы обозначаете профессора Розалинду Говард, тогда — да. — Атенаида извлекла лист кремовой бумаги и бережно его развернула. — Она обещала Хименесам уйму денег за это письмо, а потом исчезла, сказав, что Гарвард будет рад его приобрести. Хименесы не поверили. Когда три дня спустя я появилась у них с чековой книжкой в руке, они решили, что ждали достаточно.

Она отступила на шаг и поманила меня к столу.

— Прочтите его, будьте добры. Вслух.

Почерк был изящным и воздушным, словно паутина.

— Писала женщина, — сказала я, поднимая глаза.

Бен тоже придвинулся к столу. Атенаида кивнула, и я начала читать:

«20 мая 1881 г.

«Савой», Лондон

Дражайший Джем…»

Я осеклась. «Джем» — старое английское сокращение от «Джереми». Дамы викторианской эпохи могли называть детским прозвищем, да еще в таких теплых выражениях, только мужей, братьев или сыновей.

«Теперь, когда день нашей встречи уже недалек, меня все чаще объемлет волнение, словно изысканная лиана-душитель далекого Конго…»

Метафора была проникнута потаенной, вкрадчивой викторианской чувственностью. Стало быть, Джем не мог быть ни сыном, ни братом. Муж?

«Как ты велел, я отправилась в Лондон — разузнать о возможных сношениях между семействами Говардов и Сомерсетов. Полагаю, ты, подобно мне, сочтешь результаты поисков весьма интригующими. К несчастью, обнаружилось немало подробностей самого постыдного свойства. Я дерзну описать их с мужской откровенностью, только чтобы сообщить факты, и надеюсь, ты воспримешь мои строки именно в таком ключе.

Поначалу я предположила, что Сомерсет — графство, однако это привело меня лишь на плато Отчаяния, голое, как ледяные пустыни Арктики. Подсказка библиотекаря отослала меня к «Дебретту» и спискам пэров.

Итак, я узнала, что во времена короля Якова существовал граф Сомерсет, а его фамилия была Карр, — одно это совпадение разожгло мое любопытство».