Читать книгу - "Наследник волхвов - Михаил Зайцев"

Двинулись дальше, имея за спиной знатный костер, отсекающий любую моторизованную погоню.

Выехали на шоссе, свернули к поселку Крайний. Скорость как у гоночного болида, летим по темному шоссе, влетаем в засыпающий поселок – и тут, откуда ни возьмись, сзади пристраивается мотоцикл с коляской, жмет на полную за нами, сигналит. В мотоциклетном седле – мент Коля, рукой машет, просит нас остановиться. Прикинулись, что не заметили мотоциклиста. Федя вдавил педаль газа до упора, вылетели из Крайнего пушечным ядром, а Коля, разумеется, безнадежно отстал.

На памятном зигзаге имени Бабы Яги мы опять едва не навернулись. Чуть не врезались во встречный грузовик на подъезде к Столбовке, а в остальном до окрестностей Мальцевки добрались нормально, без, будь они прокляты, приключений.

И вдруг у самого села нас стопорят какие-то ребята на «БМВ». Тачка их поперек дороги встала, нам не проехать, не объехать.

Я высунулся, завел базар о Саньке Бублике, мол, корешимся мы с Санькой, а они в ответ – никакого, дескать, Бублика не знаем и знать не хотим, мы, говорят, типа, ни под кем не ходим и не ходили. Короче, ясное дело – дикая шантрапа, фиг поймешь, из какой местности, залетные, в общем, отморозки.

Федя шепнул нам: «Сидите смирно. Виктор, твоя забота – заложник. Сергач, руки на виду покамест держи, но думай о герое России изобретателе Калашникове». Шепнул и, кряхтя, вылез из машины. Подошел степенно к разболтанной «бэхе», протянул самому здоровому из отморозков с большой дороги руку, вроде поздороваться хочет. Самый здоровый оценил Федора Васильевича придирчивым взглядом, решил, что с нашим командиром ему, амбалу долбаному, поручкаться не западло. Пожимают они руки, амбал чего-то лопочет на предмет «дорожной пошлины», деньги, короче, требует. Федя его ладонь тискает и кивает согласно. А потом раз – стиснул амбалу клешню посильнее, она и сломалась. Я вспомнил эпизод нашего с Федей знакомства, вспомнил, каково пожатие его каменной десницы, и, честное слово, заржал, как полный придурок.

«Сергач, ствол!» – скомандовал командир, я врубился мигом, нашарил за секунду «калашников» между сиденьями, еще через пару секунд высунул ствол в окно. За эти три секунды Федя успел заломать амбалу со сломанной кистью руку, вывернув ее в локте, и другому отморозку заехать ногой в живот.

Темно было, но фары у обеих машин горели, шантрапа увидала ствол, и сразу передумали шакалы нападать на нашего Федора Васильевича, сразу в «бэху», сразу по газам. Товарища своего с ушибом желудка и амбала, взятого на конвоирование, бросили на фиг, классно развернулись, практически на месте, и умчались со скоростью ракеты.

Амбала Федя отпустил, тот, баюкая сломанную кисть, собрался исчезнуть в придорожной темноте, но командир заставил его прежде схлопотавшего в живот дружка с дороги убрать и высказался на предмет того, что грабить нехорошо, а раз уж задумали, то берите с собой «пушки» на дело, а если боитесь таскать «пушки» из-за ментовских проверок, так лучше вообще сидите дома, козлы. Поучил Федя грабителей-инвалидов уму-разуму, вернулся к нам в машину и сел за руль как ни в чем не бывало.

В Мальцевку «Нива» вкатилась со скоростью 40 км, чинно и благородно попетляла по сельским улицам и остановилась напротив дома «русской Ванги».

На переговоры отправили меня, поскольку я уже контактировал и с «Вангой», и с ее племянником-ассистентом. Представляете – ночью в калитку известной всей округе женщины стучится москвич, смахивающий на бомжа. Собака во дворе лает, соседи выглядывают из-за занавесок, бомжу холодно, он в одной рубашке, стучится и зубами стучит. Хвала духам, знакомый мне Петр довольно скоро вышел из избушки и отворил калитку, а с крыльца выглянул незнакомый пока Павел.

Я наехал на племянников гениальной аферистки, едва очутился во дворе, еще калитку за собой не закрыв. Я сразу заявил, что разгадал тайну гипнотизерши, выдающей себя за ясновидящую. Я предложил им вообразить, что будет, ежели тайна «русской Ванги» станет известна местным ментам, бандитам, администрации района и обманутым бабой Глашей московским шишкам. Я спросил: «Ребята, вам не кажется странным факт гибели репортера Андрея, а он погиб, теперь это точно известно, сразу после того, как догадался, а он догадался, есть доказательства, в чем фокус бабы Глаши?» И я предложил апостолам «русской Ванги» два варианта на выбор: либо мы закадычные друзья, либо непримиримые враги. Я сказал: «Ребята, нам нужны гипнотические способности вашей тетки и ее авторитетные связи. В обмен обещаю молчание и симпатию, о'кей?»

Авторитет бабки Глаши во властных и преступных структурах нам, между прочим, был насущно необходим не меньше, чем ее гипнотический дар: у нас на хвосте, образно выражаясь, «висела гирей» целая деревня религиозных фанатиков, деревня лжесвидетелей, и непонятной масти мент Коля из поселка Крайний, и бабушка с хутора с травмированным дедушкой на руках. Мы сражались с системой, это очевидно, а систему втроем не одолеешь, ей необходимо противопоставить другую систему. И есть таковая в запасе у Федора Васильевича, и у меня есть кого напрячь, и у Фокина, однако до столицы далеко, а до Еритницы рукой подать.

Само собой разумеется, племянники-апостолы согласились сотрудничать. Павел пошел будить бабку-гипнотизершу, Петр утихомирил собаку, открыл ворота и вскоре запер их, впустив «Ниву» во дворик. Перетащили заложника в избу, перекинулись парой слов с Глафирой Ивановной.

Понятия не имею, знал ли староста, что гипноз «не берет» смеющегося человека, но даже если и знал, ему было не до улыбок: рана в плече болела, он морщился, моргал, потел. Однако, как только бабка начала работать, он перестал и потеть, и моргать, и корчить страдальческие рожи. И говорил, кстати, без всяких задержек и заиканий, отвечал на вопросы, которые то я, то Федор подсказывали гипнотизерше на ушко, складно, коротко, ясно. Ответы заложника фиксировала магнитофонная пленка – Павел притащил кассетник и включил запись сразу, как только прозвучал первый вопрос...»

Золотое вечное перо царапнуло лощеный листок, Игнат встряхнул перламутровый «Паркер», с пера капнуло на бумагу черными чернилами. Сергач смял листок, кинул его на пол. Возле кровати валялось уже штук десять бумажных шариков. Ценная ручка, подарок Бубликова-старшего, периодически давилась благородными немецкими чернилами и без встряхивания писать отказывалась.

Игнат поправил подушку под лопатками, откорректировал плотную кожаную папку на согнутых коленях и тонкую стопку чистой бумаги поверх папки. Текст испорченного кляксой листа Игнат восстановил по памяти, пронумеровал страницу, положил очередной исписанный лист на тумбочку поверх объемистого вороха собственных сочинений. Недаром Сергач служил когда-то, правда недолго, спецкором в газете «Заводчане», обозревал успехи производства и высвечивал отдельные недостатки, подписывая свои коротенькие заметки и скромные статейки псевдонимом Г.Моголь – навыки относительно складного, а главное, самое главное, быстрого письма, казалось, навсегда забытые, постепенно к нему возвращались. Почерк у Сергача разборчивый, дружище Архивариус, коллекционер разнообразных мистических вымыслов, а также любитель скандальных разоблачений, останется доволен рукописью. И совсем не обязательно сообщать Архивариусу, что попросил Бубликова-старшего помочь с письменными принадлежностями и взялся за золотое перо вовсе не ради будущего единственного читателя эксклюзивной рукописи, а по соображениям сугубо эгоистическим.