Читать книгу - "Советы по домоводству для наемного убийцы - Халлгримур Хельгасон"

Порой Оли подвозит меня до „дома“, проносясь мимо остановки, на которой „собака“ вместе с местными недоумками дожидаются автобуса. А однажды его знаменитая герлфренд подбросила меня на своем белом „поло“. От Гарпы, классической сливочной блондинки с фальшивым загаром и племенными тату на руке, я узнаю, что ее имя на исландском означает „арфа“. Хотя „флейта“ больше подошла бы к ее длинной шее и крупному заду. Если приглядеться, в ней есть шарм. Пожалуй, на десятый или одиннадцатый день я мог бы ради нее кого-нибудь пришить.

А вообще в этом что-то есть — каждый день возвращаться с работы, никого не убив. Конечно, мой сон в бывшем складе не так уж и сладок, но по крайней мере я перестал пополнять список трупов.

В барак я обычно прихожу в пять-шесть вечера, с остатками столовского обеда, которые я разогреваю в доисторической микроволновке и съедаю на кухне, улучив момент, когда рядом нет Балатова. Приходится жить с оглядкой на скромный бюджет. Оли довольно прилично готовит, а мысль о том, что шеф-повар — отсидевший убийца, который ловит кайф от разделки мяса, добавляет еде пикантность. Только начав зарабатывать на жизнь честным трудом, я осознал, что Исландия — самая дорогая страна мира. Счет за обед на одного — цена холодильника. Полкило сыра стоит как такая же упаковка „травки“. Многие иностранцы едят исключительно просроченные продукты, которые в супермаркетах оставляют на заднем крыльце в конце дня. Однажды Ган рассказала мне про немецкого туриста: когда он увидел счет за два коктейля в модном ресторане, у него случился микроинфаркт.

На что я ей сказал: „лучшая страна в мире“ не должна ничем отличаться от лучших ночных клубов. Она обязана быть самой дорогой.

Моя терапия не предполагает ночных отлучек. И никаких книг, кроме Святого Писания, не говоря уже о всяких DVD или интернете. Так что, если не считать афористичных стихов Балатова в эбонитовых тонах („Я видеть Опру в душе. Хорошо“), моим единственным развлечением является Библия. Признаться, я никогда не был заядлым книжником, хотя и прочел два-три романа, когда мы с Диканом совершали тур по Штатам, отмечаясь заказным убийством на каждой остановке. Невозможно же целый день в отеле развлекаться с девочками по вызову.

Вот я и провожу долгие белые ночи с большой черной книгой.

Конечно, есть на кухне портативный телевизор, но программы все местные — после того как очередная сливочно-блондинистая куколка прочитывает городские новости, какой-нибудь американский кретин начинает поедать живых личинок, — а кроме того, они монополизированы Балатовым, который не столько смотрит передачи, сколько охраняет „ящик“ так, словно это священный Грааль. Он материт каждый субтитр, появляющийся на экране, и при этом скребет подмышки, источающие убийственные запахи. (Если он и вправду работает на федералов, то такой блестящей маскировки ФБР еще не знало. Это вам не Майклы Китоны с их причесонами.)

Мне приходится продираться сквозь этот чертов Ветхий Завет. Да, там есть завлекательные истории и все такое, но в основном это произраильская фигня о племенных разборках и пограничных конфликтах. О том, как мистер такой-то изгнал такого-то палестинца или филистимлянина из его пределов. Вроде телевизионных новостей, какими нас кормят ежедневно. Эти ребята недалеко ушли от Ветхого Завета. НЗ бы почитали, что ли. Против самого Иисуса я ничего не имею, хотя идея, что он взял на себя наши грехи, кажется мне сомнительной. Очень уж это простенькое решение. К тому же он производит впечатление занятого человека. Приди в церковь и оставь узелок со своими художествами у алтаря. А может, в этом и есть сермяжная правда? Церковь как контейнер для переработки отходов. Прям как в нашем „Загребском самоваре“. Там есть такой Томислав по кличке Чистильщик, который приходит, если надо, и подчищает человеческие грешки.

По-моему, Господь совершил большую ошибку, показав свое лицо, или длань, или что он там показал Моисею на вершине горы. В тот день он выписал плохой чек роду человеческому. Десять тысяч лет сплошных неприятностей.

Вспоминается пьеса, которую я видел однажды в Сплите. Сенка, завзятая театралка, таскала меня на всякие безумные спектакли. И вот смотрим мы польскую пьесу, автор сидит на сцене и в течение всего действия громко командует актерами. По-моему, тогда мне в первый раз захотелось кого-то убить.

После того как занавес подняли — всё, в пьесе ничего менять нельзя. То же самое относится и к Господу Богу.

Никогда не думал, что чтение Библии способно вызвать ярость. А может, так и должно быть. Особенно если тебе ее подсунул Торчер. Бог — он как алкоголь. Чем дальше заходишь, тем сильнее сомнения: а хороша ли была сама идея? Чем религиознее страна, тем скорее она ввяжется в войну. Вот в Исландию Бог сроду не заглядывал. По словам Оли, Бог непричастен к ее созданию. Она появилась позже. Не удивительно, что это самая мирная страна на свете.

— Так ты не веришь в… Я думал, вы, ребята, все сдвинутые на этом деле.

Разговор происходит на следующий день.

— Как сказать… Это Сэмми с ним закорешился. Бог ему помог, чем мог. Из тюрьмы освободил под залог, денег одолжил на открытие своей компании, — говорит он с ухмылочкой, доставая из холодильника телячью ногу. — А что касается меня… не знаю. С тех пор как я убил этого типа, для меня они просто… — на секунду он задумывается, подыскивая точное слово, потом, тряхнув головой, кладет телячью ногу на рабочий стол и заканчивает: —…мясо.

— Мясо?

— Ну да. Я люблю жизнь и все такое, но для меня это мясо.

— Ага.

— Жизнь — простая штука. Или это мясная туша, или она… еще движется.

Он подбирает нож. Свой любимый мясницкий нож. Теперь он говорит с ним, а я всего лишь при сем присутствую. Чьен моет сковородки над раковиной. Голос Оли делается тихим, золотая сережка подрагивает на холодной с виду щеке.

— Когда я перерезал горло этому типу, я… я как будто увидел Бога. Я увидел… жизнь. И все это…

Он поднимает взгляд. Мы смотрим друг другу в глаза.

— Знаешь, мы занимались с ней любовью, а он лежал тут же, на полу. Это было какое-то безумие, и во всем этом был… Бог.

Кажется, я выбрал не тот вид оружия.