Читать книгу - "Нетерпеливый алхимик - Лоренсо Сильва"

В принципе двадцать четыре часа вполне достаточный срок для того, чтобы компетентный сыщик мог сдвинуть дело с мертвой точки. Однако на следующее утро после гибели Тринидада Солера мы с Чаморро все еще топтались на месте. По счастью, к расследованию подключились другие сотрудники, с лихвой восполнившие нашу нерасторопность.

Начнем с патологоанатома. Совершив над телом жестокий ритуал, в подробности которого лучше не вдаваться родственникам покойного, он констатировал остановку сердца. Само по себе данное обстоятельство ничего не значило: в конечном итоге любая смерть происходит именно по этой причине. Однако обнаруженный в крови жертвы адский коктейль из кокаина, бромозипама и множества других токсических веществ, щедро сдобренных алкоголем, вызывал массу дополнительных вопросов. Короче говоря, результаты аутопсии ничуть не приблизили нас к цели, напротив, делали путь к ее достижению куда более извилистым. К сожалению, тот факт, что покойный по самое горло был напичкан всякой дрянью, не прояснял главного: довел ли он себя до такого состояния по доброй воле или кто-то ему сильно помог. Если бы на теле имелись гематомы, второй вариант выглядел бы предпочтительней, с другой стороны, их отсутствие отнюдь не убеждало нас в обратном. Есть много способов принудить человека выпить отраву, для чего совершенно необязательно разукрашивать его тело синяками. Все зависит от воображения, и всегда найдется тот, у кого оно в избытке.

Криминалисты тоже внесли свою лепту. В комнате нашли отпечатки пальцев трех человек. Одним из них оказалась горничная, но у нее определенно отсутствовал мотив, кроме вполне невинного желания стереть пыль с комода. К тому же женщина до сих пор не отошла от потрясения, и мы приняли разумное, я бы сказал, в высшей степени похвальное решение исключить ее из числа подозреваемых. Вторые отпечатки, разумеется, принадлежали Тринидаду Солеру, а что касается третьих, то мы не смогли их идентифицировать ни в одной базе данных, к которым у нас имелся доступ. Те же пальчики фигурировали на каучуковом фаллосе.

Марчена с группой местных жандармов занялся розыском семьи погибшего, но сразу столкнулся с трудностями: Тринидад Солер уже не жил в Гвадалахаре по указанному в удостоверении адресу. Соседи по старой квартире рассказали, что он построил себе дом за городом, неподалеку от атомной станции, и пять месяцев назад переехал туда вместе с семьей. Марчена тут же помчался в поселок и столкнулся с женой Тринидада чуть ли не в дверях, когда она, по ее утверждению, как раз собиралась заявить о пропаже мужа. Марчена позвонил мне вечером и подробнейшим образом описал свой визит к вдове. Ее изумление и последующая скорбь показались ему неподдельными. Сначала он подумывал о том, как бы поделикатнее посвятить женщину в обстоятельства смерти мужа, но, рассудив, решил взвалить эту ответственную миссию на меня: дескать, и опыта мне не занимать, и психолог я неплохой. Я не преминул поблагодарить его за оказанную честь и поздравил с удачной идеей — теперь несчастная вдова узнает все из газет.

Последние не замедлили разразиться сенсацией. Громче всех кричали провинциальные издания, тише и спокойнее, благодаря запоздалому поступлению известий с периферии, реагировала национальная пресса. История слишком привлекала журналистов, чтобы обойти ее стороной: атомная станция, да еще пикантные подробности, которые вдова Тринидада Солера наверняка предпочла бы скрыть. Степень достоверности опубликованных материалов, не считая отдельных статей, где авторская фантазия побивала все мыслимые рекорды, настолько впечатляла, что невольно напрашивался вопрос: а не переквалифицировалось ли наше судебное ведомство в одно из успешных информационных агентств? Исходя из собственного опыта, могу с полной ответственностью заявить: ни одно расследование, представлявшее хотя бы минимальный интерес для любителей «клубнички», не имело шансов ускользнуть от внимания прессы. Я постоянно варился в этом котле, поэтому научился смотреть на нее сквозь пальцы и даже разработал собственную, пусть не блестящую, зато наглядную теорию. По-моему, число судейских чиновников, не имеющих призвания к юриспруденции и недовольных своим жалованьем, растет с головокружительной быстротой, и было бы глупо пытаться изменить прочно отлаженную систему взяток без предварительной подготовки.

Одна из газет, по-видимому получившая прежде других доступ к сливу информации, решила слегка разнообразить потускневшую новость, для чего уговорила лидера антиядерного движения, который на протяжении многих лет боролся против использования мирного атома в энергетике, поделиться своими впечатлениями на ее страницах. Тот, почуяв возможность забить решающий гол в ворота противника, разразился пространной, хотя и несколько путаной речью, недвусмысленно намекнув на связь между недавней смертью и непонятными, если не сказать темными, делишками, творившимися на станции в последнее время. Интервью заканчивалось следующей сентенцией: в любом случае, то есть независимо от результатов расследования, его, лидера «зеленых», не перестанет тревожить тот вопиющий факт, что наделенные огромной ответственностью работники, в чьих руках находится безопасность людей, ведут сомнительный образ жизни, и скандальная смерть Тринидада Солера лишнее тому подтверждение.

Когда на следующее утро мой шеф, майор Перейра, вызвал нас с Чаморро к себе, ксерокопия той публикации уже лежала у него на столе. Я многое повидал в жизни и считал работу под его началом щедрым подарком судьбы. Умный, рассудительный человек, Перейра с пониманием относился к моим убеждениям, существенно отличавшимся от его видения мира. Он не имел привычки кричать на подчиненных, никогда не прибегал к казарменной лексике, что позволяло мне приберечь до худших времен ощущение, будто мы отбываем службу в штрафном батальоне. Тем не менее вызов в такой ранний час явно не сулил нам вознаграждения за неусыпные труды, и мы приготовились к основательной взбучке.

— По вашему приказанию явились! — отрапортовал я с порога. Если в начале карьеры мне претило рьяное изъявление воинственного пыла, воспринимаемое мною как признак олигофрении, то с течением лет я научился использовать его для самозащиты. Какой командир не сменит гнев на милость, когда перед ним щелкают каблуками?

— Давай, Вила, проходи. И, ты, Чаморро, тоже, — махнул рукой шеф.

— По вашему приказанию… — пробормотала Чаморро, ошарашенная моим громогласным приветствием.

— Газеты видел? — поинтересовался Перейра, переходя сразу к делу.

— Некоторые.

— Взгляни-ка вот на эту, если она тебе еще не попадалась. — Он грозно сдвинул брови и швырнул мне ксерокопию.

Я быстро проглядел те места, где речь шла о смерти Тринидада Солера, заявлениях представителя антиядерного движения и двух-трех выдумках писак, бесстыдно использовавших избитые клише типа: «Из материалов, любезно предоставленных нашей газете следственными органами…»

— Мир полон кривотолков, господин майор, — осторожно начал я.

— Это всем известно, Вила, — прервал меня Перейра. — Я хочу, чтобы ты обратил внимание на другое.

Я напустил на лицо выражение крайней сосредоточенности — испытанный трюк, к которому прибегаешь, когда силишься угадать желание начальства.