Читать книгу - "Возвращение Борна - Роберт Ладлэм"

Даже не оборачиваясь, чтобы посмотреть на устроенное им побоище, убийца еще раз подергал трос, а затем перебросил свое тело через парапет и заскользил вниз, вытянув ноги вперед — так, чтобы удар подошвами тяжелых армейских ботинок пришелся точно по центру лобового стекла бронемашины. Теперь все зависело от скорости и угла, под которым будет нанесен удар. Ошибись он хотя бы на дюйм, разделительная полоса выдержит, а сам он может запросто остаться без ног.

Мощный удар пронизал болью все его тело, будто вогнал в позвоночник сотню раскаленных ножей, но титановые шипы сделали свое дело: они пробили металлический разделитель, как пустую консервную банку, и обе панели пуленепробиваемого стекла обрушились внутрь машины. Следом за ними, в фонтане стеклянных брызг, туда же влетел и убийца. Большой зазубренный кусок стекла врезался в шею водителя, почти начисто отделив его голову от туловища. Убийца метнулся влево, по направлению к сидевшему спереди телохранителю. Весь залитый кровью водителя, тот потянулся за оружием, но киллер схватил его голову и мощным рывком, раньше чем тот успел издать хоть какой-нибудь звук, сломал шею бедняги.

Двое других телохранителей, располагавшиеся на откидных сиденьях позади шофера, одновременно разрядили свои пистолеты в убийцу, но тот, как щитом, прикрылся телом их товарища со сломанной шеей, и труп покорно принял в себя все пули, предназначавшиеся нападавшему. Укрывшись за убитым, тот воспользовался его же оружием и влепил по пуле точно в лоб каждому из охранников.

Теперь в живых оставался только Халид Мурат. С лицом, искаженным ненавистью, чеченский командир пинком открыл дверь бэтээра и во все горло звал своих людей. Убийца набросился на Мурата и втащил здоровенного мужчину обратно с такой легкостью, словно тот был худеньким ребенком. Затем он сжал его горло и расчетливо, хладнокровно, даже с каким-то упоением, глядя ему в глаза, стал давить на кадык чеченца. Кровь немедленно заполнила горло Мурата, силы покинули его. Руки молотили по лицу и голове его убийцы, но — тщетно. Мурат захлебывался собственной кровью. Она наполнила его легкие, дыхание стало тяжелым и хриплым. Его вырвало кровью, и зрачки в глазах закатились.

Отпустив безжизненное тело, убийца перелез на переднее сиденье и выбросил на дорогу труп водителя, а затем завел двигатель и выжал педаль газа, торопясь уехать, прежде чем смогут отреагировать те из чеченцев, кому посчастливилось остаться в живых. Подпрыгивая на каменных обломках и щебне, бронемашина рванулась вперед, как беговая лошадь из загона, и вскоре исчезла в колеблющейся дымке, будто провалилась в одну из воронок от взрывов.

Оказавшись под землей, убийца еще прибавил хода, гоня машину по узкому пространству дренажного водостока, расширенного русскими, которые намеревались использовать его, чтобы незамеченными подбираться к укрытиям боевиков. Когда бронированные бока бэтээра на резких поворотах задевали бетонные стены, от них летели снопы искр. Но главное, он теперь находился в безопасности. Его план, разработанный до мельчайших подробностей, осуществлялся с идеальной точностью.

* * *

После полуночи густые облака унесло ветром, и на небе наконец-то появилась луна — красноватая из-за носившейся в воздухе гари и пылавших тут и там пожарищ.

Посередине стального моста стояли двое мужчин. Внизу, под мостом, в грязной воде колыхалось отражение безобразных руин, этих неразлучных спутников непрекращающейся войны.

— Дело сделано, — сказал один. — Халид Мурат убит, причем таким образом, чтобы это вызвало максимальный эффект.

— Другого я от вас и не ожидал, Хан, — ответил второй мужчина. — Кстати, не задумывались ли вы о том, что своей непревзойденной репутацией вы во многом обязаны тем заказам, которые получаете от меня?

Говоривший был выше убийцы на добрых полголовы — длинноногий и с широкими квадратными плечами. Единственной деталью, которая портила его внешность, была странная — блестящая и абсолютно лишенная волос — кожа на левой стороне лица и шеи. Этот человек обладал харизмой прирожденного лидера, человека, с которым не рекомендуется шутить. Было очевидно, что он одинаково свободно чувствует себя и в коридорах высшей власти, и на публичных собраниях, и на бандитских сходках.

Перед внутренним взглядом Хана все еще стояли глаза Мурата в момент его смерти. Каждый человек, умирая, смотрит совершенно особым образом. Хан давно уяснил, что иначе и быть не может, поскольку жизнь каждого человека уникальна, и, хотя все люди грешны, эта греховность накладывает на каждого свой, особый отпечаток — неповторимый, словно узор снежинки. Что было в предсмертном взгляде Мурата? По крайней мере, не страх, это уж точно. Удивление? Да. Ненависть? Несомненно. Но было и что-то другое, спрятанное еще глубже, — сожаление о том, что остается незаконченным дело всей его жизни. Хан подумал, что расшифровать предсмертный взгляд человека, наверное, не удастся никогда и никому. Интересно, догадался ли Мурат, что стал жертвой предательства? Понял ли он, кто заказал его убийство?

Хан поднял глаза на Степана Спалко, протягивавшего ему конверт, набитый деньгами.

— Ваш гонорар, — сказал тот. — И вдобавок премия.

— Премия? — Поскольку речь зашла о деньгах, внимание Хана моментально переключилось на эту новую тему. — Насчет премии уговора не было.

Спалко лишь пожал плечами. В рыжеватом лунном свете его щека и шея напоминали кровавую рану.

— Халид Мурат стал двадцать пятым заказом, который вы от меня получили, так что можете считать это подарком по случаю юбилея.

— Вы чрезвычайно щедры, господин Спалко. — Хан сунул конверт в карман, даже не заглянув внутрь. Это было бы невежливо.

— К чему эти церемонии? Называйте меня просто Степаном. Ведь я же называю вас Ханом.

— Это разные вещи.

— Что вы имеете в виду?

Хан стоял неподвижно. Вокруг них начала сгущаться тишина. Она проникала внутрь его, заставляя его выглядеть выше и мощнее.

— Я не обязан исповедоваться перед вами, господин Спалко.

— Да будет, будет вам! — ответил Спалко, сопроводив свои слова успокаивающим жестом. — Мы ведь с вами не чужие люди, если делим тайны столь интимного характера.

Тишина, казалось, стала осязаемой. Где-то на окраине Грозного ночь разорвал мощный взрыв, а следом за ним послышалась автоматная стрельба, походившая издалека на хлопки пистонов в игрушечных детских пистолетах.

Через какое-то время Хан заговорил:

— Находясь в джунглях, я усвоил два урока, цена которым — жизнь или смерть. Первый: не доверять никому, кроме самого себя. И второй: постоянно наблюдать за всеми, даже самыми незначительными людьми, имеющими хоть какое-то влияние в цивилизованном мире, поскольку умение определить свое место в этом мире — единственная возможность оградить себя от анархии джунглей.

Спалко долго смотрел на собеседника. В глазах Хана мерцал мрачный огонь, напоминающий отблеск догорающего костра, и это придавало ему какой-то дикарский вид. Спалко представил этого человека в джунглях — один на один с бесчисленными лишениями, преследуемого голодом, обуреваемого беспричинной кровожадностью. Джунгли Юго-Восточной Азии представляли собой совершенно особый, ни на что не похожий мир — варварский, несущий смерть край с собственными, дикими законами. Самой главной среди многих окружавших Хана тайн для Спалко являлось то, как тому удалось не только выжить, но и процветать в этом краю.