Читать книгу - "Холм псов - Якуб Жульчик"

Я включил аварийку. Мы вышли из машины. Молочно-розовое небо напоминало сбитень, сметану с каплей крови. Серна оказалась небольшой, мех ее был цвета кофе с молоком. Наверное, ее ударила большая машина, уехавшая после столкновения: сразу сломала хребет и раздавила внутренности. Водитель сбежал, наверняка был пьян.

– Да, мне заплатили, – сказал я тогда, отставляя стакан и кладя тряпку на стол.

– И что ты сделал с деньгами? – хотела она знать. – Ты должен был заплатить три взноса вперед.

– Но ведь у нас была страховка кредита. Нам дали ее в банке. Страховка как раз на случай утраты работы, – мой мозг подсовывал мне бритвы, за которые я мог ухватиться.

– Ты, сука, думаешь, что я туда не позвонила и не узнала, что эта страховка ни хрена не стоит? – спросила она; голос ее звучал так, словно она вдруг стала одержима.

Проблема в том, что я – «сбитый летчик». Никто уже не верил, что после «Черной холодной воды» я напишу еще книгу. Ведь прошло пятнадцать лет. За это время я успел взять авансы во всех существовавших издательствах – и, естественно, проел их, не отдав взамен и страницы текста. Мой агент, который опекал меня в неясном, не до конца понятном порыве милосердия, пытался обеспечить своего клиента хотя бы мелочишкой. Получалось у него так себе, поскольку все знали, что я ничего не делаю, что я вор и что посылаю всех нахер. В конце концов ему удалось организовать анонимную «редакцию» интервью с Марылей Родович. По факту, мне пришлось наново переписать добрую его половину. Деньги, если честно, были мелочовкой как за такую работу, но мой агент объяснил, что при таких обстоятельствах мне стоило поверить в Бога и быть ему крепко благодарным.

Каким-то чудом мне удалось это закончить, причем в срок. Но через пять минут после того, как я получил перевод, позвонил Макс, сказал, чтобы я отдал деньги, которые брал у него в отпуске, в Дембках ^[5]. Ну да, дурное дело, мы поехали в отпуск без бабла. То, что я одолжил у Макса, растратили сразу, часть – на MDMA ^[6], поскольку Юстине стукнуло тридцать три и она очень хотела по этому поводу закинуться на пляже; еще часть – на такси в больницу в Вейхерово. Юстина, вставившись, споткнулась и сломала ногу, а «скорая» отказалась приезжать.

Когда я закончил говорить с Максом, позвонили Павел, Гжесь, Ярек, дама из банка, представившаяся оператором моих кредитных карт: сразу после выплат их аннулировали, потом дама из налоговой и Юлька, у которой я купил диван в зал – как раз тот, на котором сидела Юстина, рассказывая мне, что ее выперли с работы, но Юльке я не заплатил. Ей уже не хватило.

– В следующий раз, Юлька, извини, – сказал я ей по телефону.

– Ёбаный ты хуесос, – ответила Юлька.

– О боже, она жива! – крикнула Юстина, отпрыгивая от серны.

И точно. Серна легонько двигала копытами, словно бежала сквозь сон в замедленном темпе. Быстро моргала устремленным в небо глазом; моргание это было самым резким движением ее тела. Она словно увидела что-то в небе – то, что пыталась теперь поймать веками; то, что могло бы удержать ее на поверхности, притянуть к жизни. Кровь сочилась с морды и ноздрей, разливаясь вокруг головы черным ореолом. Серна дрожала. Внутренности ее наверняка всмятку, но сердце и мозг еще продолжали работать.

– Почему ты врал, Миколай? – спросила Юстина, когда я рассказал ей обо всех своих долгах.

– Я не врал, просто ничего не говорил. Ничего не сказать – это не ложь, – ответил я, разводя руками.

Она молчала.

– Я такого не ожидал. Не ожидал, что тебя вышибут, – продолжал я говорить, как обычно разводя руками, словно ребенок.

– Я, сука, работала в газете, Миколай, газеты закрываются, газеты – они как телеграфы! – она встала в дивана, чтобы проорать все это, потом села снова.

Так уж случилось, что мы взяли совместный кредит. Потому-то, кстати, у нас и не было денег в Дембках. Потому-то я и звонил Павлу, Гжесю, Яреку, а потом они звонили мне. Восемьдесят квадратов на Охоте ^[7]. Бело, светло и просторно. Три комнаты и кухня.

Ясно, зачем это делается и зачем это сделали мы, хотя жизнь наша из-за этого стала одной большой зыбкостью, ежемесячным напоминанием о выплатах, минимумом сумм на кредитных карточках. Есть всего несколько сценариев взросления. Всякий из них мы выбираем наперекор интуиции, наперекор собственным страхам. В конце концов, так делают все. Альтернативы тут нет. Есть только сказочки. Историйки о людях, которые выехали куда-нибудь в Новую Зеландию, сделались барменами, и теперь – счастливы, и пишут об этом в профиле на Фейсбуке. Люди, открывшие альтернативное экокафе: теперь не могут сосчитать стопки своих экоденег. Такую ересь придумывают редакции интернет-порталов, чтобы люди верили в альтернативу, чтобы оставалась надежда, чтобы они не шагали из окон, не въезжали в деревья на полной скорости.

Бывают моменты, когда хочется, чтобы все – всерьез, когда хочется, чтобы ситуация, в которой ты оказался, к чему-то вела. Хочется обладать хотя бы иллюзией контроля; чувствовать, что сжатые кулаки чем-то наполнены – пусть бы и просто гравием.

У меня не могло быть претензий ни к кому, кроме самого себя. Я привык: сколько себя помню, претензий к самому себе у меня хватает.

С другими бывало и хуже. Один из наших друзей после того, как курс прыгнул, остался с восемью ежемесячно. Через пару месяцев ему не продлили договор. Порезал себя поперек запястий, как и всякий, кто видел такое в кино. В конце концов оказался в психушке. Когда я его проведывал, он был даже доволен, постоянно играл в «тысячу» с беззубым мужиком, который вроде убил свою жену «ложечкой» для обуви, – а еще с женщиной, которая говорила только на эсперанто. Он все время проигрывал, но был в восторге, что наконец-то может отдохнуть.

– Миколай, сделай что-нибудь, она еще жива, – снова отозвалась Юстина, уже тише.

Я наклонился над животным. Протянул к серне руку.

– Не прикасайся к ней, – сказала Юстина.

Серна страдала. По крайней мере, я думал, что она ужасно страдает, хотя, вероятно, у нее был перебит хребет и она уже не чувствовала ничего, кроме своего погружения в теплую тьму. Мой отец добил бы ее и бросил в багажник. Когда приедем и я ему об этом расскажу – если вообще это сделаю, – он будет недоволен, что его сын не сумел добить серну, привезти ее домой и разделать.

– Сделай что-нибудь, – просила Юстина. Я был уверен, что она не имеет в виду, чтобы я добил животное и бросил его в багажник машины; что, скорее, подразумевает что-то вроде звонка в больницу или в полицию.

– Могу лишь оставить ее, – ответил я и отступил к машине.