Читать книгу - "Моя сестра Роза - Джастин Ларбалестьер"

– Ее зовут Вероника Диас. В школе мы были парочкой. – Лейлани голосом выделяет последнее слово, чтобы оно звучало не всерьез, словно давая мне знак, что можно смеяться.

– Были?

– Она уже окончила школу и теперь работает в «Саншайн» на Хаустон-стрит, – говорит Лейлани.

Интересно, сколько еще я буду привыкать к этому странному названию, Хаустон. Не менее интересно, что такое «Саншайн».

– Еще она актриса. Она снималась в студенческих фильмах, в паре рекламных роликов и в одной серии «Закона и порядка», но тогда она была еще совсем маленькой. Ходила, наверное, на миллион прослушиваний. Получила роль в одной экспериментальной пьесе, но в результате постановщики не нашли денег.

Я пытаюсь сделать вид, что впечатлен, хотя не уверен, хочет ли этого Лейлани.

– Актерского заработка не хватает на съемную квартиру, так что она еще работает в «Саншайн» и в одной дрянной забегаловке на Сент-Марк-плейс. «Кофе Нуар». Что за тупое название.

Лейлани рассказывает так, словно ее все это раздражает. Интересно, она предлагала Веронике деньги? У нее самой полно денег, но ее девушка работает на трех работах, чтобы платить за квартиру. У меня нет друзей сильно богаче или беднее меня. Ну, за исключением Лейлани. Я знаю, как чувствую себя из‐за того, что Лейлани без спроса купила мне одежду. Если они когда‐нибудь спорили из‐за денег, я точно на стороне Вероники. И тут я вспоминаю, что как раз сейчас Макбранайты снимают квартиру для моей семьи. Раньше меня это не беспокоило. Интересно, как Салли и Дэвид себя при этом чувствуют?

– Это любовь? – спрашиваю я, когда мы переходим дорогу.

– Это точно похоть, – отвечает Лейлани. – Сильная-сильная похоть. Ты сам все поймешь, когда ее увидишь.

«Саншайн» – это кинотеатр. Я вижу афиши фестиваля иранского кино. Даже сквозь исцарапанное оргстекло я замечаю, что Вероника очень привлекательна – зеленоглазая, с вьющимися светлыми волосами. Типичный идеал красоты: большие глаза, маленький нос, пухлые губы. Индивидуальность ей придают асимметричная стрижка и пирсинг – множество сережек везде, где только можно вообразить. Во мне она не будит никакой похоти, зато Лейлани, едва увидев ее, расплывается в улыбке, прибавляет шаг и, перегнувшись через стойку, целует ее.

– Я по тебе скучала, – шепчет она, выпрямляясь. – Это Че.

– Привет, Че. Я много о тебе слышала.

Уж точно ничего хорошего. Она протягивает мне руку. Я ее пожимаю. Вскоре приходит ее сменщица, и вот мы уже идем по темному переулку к ресторану, который вдруг вырастает перед нами, словно из ниоткуда. Входная дверь маленькая и узкая, но сам ресторан огромный. Повара за длинной стойкой колдуют над гигантскими чанами с кипящей водой, в воздухе мелькает лапша. Официантка здоровается с нами по‐японски. Вероника и Лейлани кланяются в ответ. Нас проводят к дальнему столику.

– Олли всегда опаздывает, – говорит Вероника. – Давайте заказывать.

– Я уже здесь, – говорит темнокожий парень чуть ниже меня ростом, с козлиной бородкой и невозможно блестящими волосами до плеч. Вылитый принц Вэлиант.

– Бог мой, Олли, сними этот ужас. Выглядишь отвратительно.

Олли снимает парик и бороду и сует их в карман: теперь они напоминают хищных зверьков, которые вот-вот выскочат наружу и набросятся на нас. Без парика Олли похож на девчонку.

– Так‐то лучше, – говорит Вероника и треплет Олли по гладкому, покрасневшему под накладной бородой подбородку. Может, Олли – девушка?

– Я выгляжу просто божественно, – говорит Олли слишком низким для девушки голосом и садится. Может, это все‐таки парень? У меня щеки почти такие же гладкие, как у него. Или у нее?