Читать книгу - "Потапыч - Павел Юрьевич Беляев"

— Свидетелями чего? — всё сильнее закипала постовуха.

Миха набычился, но проговорил вполне твёрдо:

— Как сотрудник правоохранительных органов допрашивает несовершеннолетнего без присутствия его законных представителей. А работница больницы ему в этом помогает, хотя должна бы призвать к порядку и отстаивать наши права.

Стрекоза побагровела и уже была готова разразиться криком, но мент её опередил. Он расплылся в хищной улыбке и процедил:

— Хотите, значит, по закону, ребятки? Ну, что ж… Дело ваше… Свободен!

Он махнул рукой, и я чуть не бегом бросился в свою палату. Пацаны поспешили следом.

Ворвавшись внутрь, я упал на кровать и обнял подушку. Меня трясло от страха, а в животе урчало. Теперь я понял, что если мы переживём эту ночь, то утром нас будет ждать именно то, о чём мент предупреждал меня в туалете: он подбросит мне чего‐нибудь не того и запустит суровый маховик закона.

Судя по лицам пацанов, думали они о том же.

6

— Ты с дуба рухнул! — вопил Глюкер, стоя у Мишки на пути.

— Уйди, — мрачно проговорил тот.

После долгого разговора и сотни предложений, что делать, разной степени бредовости, Миха в один момент как‐то подобрался, поджал губы и встал. Мы почуяли неладное. Хали-Гали, который явился сразу, как только в нашей палате зажегся свет, хотел что‐то сказать, но от волнения так и не смог ничего толком выговорить.

— Пойду и скажу, что это я мента отравил.

Вот тогда‐то Глюкер и завопил, а потом бросился вперёд, чтобы собой перегородить выход из палаты.

— А чего? — хмыкнул Миха. — Что они мне сделают? Мне ещё нет четырнадцати. Штраф впаяют? Чёрт с ним, как‐нибудь выплатим. Четырнадцать стукнет — пойду листовки в костюме динозавра раздавать. Заработаю. На учёт поставят? Так я и так уже там состою. Так что пофиг. Да и в конце концов, пацаны, ведь правда не известно, что теперь с мужиком будет. Я и правда виноват.

— Так же, как и мы, — отозвался я.

Пацаны опустили голову. Не знаю, как парни жили до этого, но ощущение было такое, будто они только сейчас осознали, что чуть не убили человека. И что, возможно, оставили его инвалидом на всю жизнь.

Глюкер стиснул зубы. Хали-Гали зашмыгал носом. У меня тоже на глаза навернулись слёзы.

— Кажется, нам всем пора сдаваться, — сказал я. В тот момент я больше всего на свете хотел, чтобы меня стали отговаривать. Чтобы старый добрый Миха подошёл и сказал: «Нет, старик. Мы просто боялись и пытались защититься. Мы не виноваты».

Но мы были виноваты.

Мы гнали от себя эти тяжёлые мысли, не хотели замечать тот груз ответственности, который сами взвалили на себя. Мы притворялись хорошими ребятами, которые защищаются от безусловного зла. Но на самом деле никакие мы не хорошие. Мы запросто перешагнули через незнакомого человека только потому, что испугались. Мы не просто не знали или не думали о том, как подействует лекарство Глюкера вместе с кофе на полицейского — нам было просто плевать.

Главное, чтобы перестало быть страшно.

— Может и так, — сказал Миха. — Но, если повяжут нас всех, мы, наверно, выживем. А вот остальные — точно нет. Девчонки — Софа, Кира, Соня. Нас увезут куда‐нибудь в холодное помещение с решётками, а они останутся здесь. Одни. Без связи с внешним миром. Без доверия и помощи взрослых. Вспомните: тех, кто живёт в стенах, с каждым разом становится всё больше. Рано или поздно они вырвутся сюда. Ты, — он указал на меня, — прочитал тонну книг и хотя бы отдалённо имеешь представление, что надо делать со всякими потусторонними сущностями. Этот, — на этот раз Мишка ткнул пальцем в сторону Хали-Гали, — наш гениальный стратег. Если бы не этот злой гений, мы ничего бы не смогли провернуть. Так и сидели бы сейчас в ожидание непонятно чего.

— И с п-палиц-эйским н-ни-и ч… Ч-его бы не с-с…

— Да, — кивнул Миха, не дослушав его. Всем и так было ясно, что тот хотел сказать. — Но это не отменяет того, что ты — голова, Хали-Гали. И если кто‐то здесь и может придумать, как всё решить, то это вы двое. Поэтому вы нужны здесь — на свободе. Вы нужны всем этим людям, которые даже не знают, что происходит. Девчонкам. В конце концов, тому самому полицейскому, которого без вас запросто могут сожрать те, что прячутся под кроватью. Да, мы чуть не убили его, но у вас ещё есть возможность всё исправить. — Мишка обвёл нас взглядом и грустно улыбнулся сквозь слёзы. — Мы все тут отличная команда, ребята. Но сейчас я должен спасти вас, чтобы дать вам возможность спасти всех остальных.

— Ну, как бы есть ещё я, — напомнил Глюкер.

В его сторону одновременно повернулись три головы.

— Т-ты? — Хали-Гали удивлённо поднял брови.

— Да ты же помрёшь ещё до того, как дойдёшь до полицейского, — ляпнул я.

— Не, чувак, — усмехнулся Миха, — извини, но ты уже не раз доказал, что в таких делах на тебя надежды мало. Ты классный парень, Марк, правда классный. Но не орёл.

Глюкер от обиды весь покраснел и таки расплакался. То есть какое‐то время он, конечно, сдерживался, но потом всё‐таки не смог. Глюкер и правда выглядел сейчас совсем не геройски: весь красный, потный, взъерошенный. Под носом периодически взбухал пузырь от сопли.

Хотя мы тогда все смотрелись примерно одинаково.

Мишка ещё раз обвёл нас взглядом.

— Вот видите? Так что остаюсь только я.

Мы простояли ещё некоторое время, придавленные грузом Михиных аргументов. В том, что он шёл отдуваться за всех нас один, было что‐то очень неправильное. Да всё. Но возразить нам было нечего.

Выход нашёл, как и всегда, Хали-Гали.

Он медленно, с трудом встал и доковылял до Мишки. Торжественно водрузив ему на плечо сухую скрюченную ладонь, измождённый больной мальчик посмотрел на нас таким взглядом, что мы с Глюкером как‐то неосознанно подобрались. Так бы смотрел великий полководец, стоя перед строем, чтобы в самый бедственный момент вдохновить людей на подвиг, способный переломить ход сражения. И когда ХалиГали заговорил, как бы сильно он ни заикался при этом, мы слушали его затаив дыхание.

— М-Миша п-п-прав. Так п-п-правда над-а. Но! К-к-когда всё зак-ончится, к-ког-да мы раз… разб-б-бе-рёмся с-с-са всем. Нам п-придётся раз-зобраться, ин… ин… наче мы с-свихнёмся. А п-отом мы п-пойдём и тоже в… в-сё рас-скажем. М-Миша не д-должен один от-тве-чать за т-т‐то, что сделали м-мы все.

Это было справедливо. И даже Глюкер, который изначально был против