Читать книгу - "Ферма трупов - Патрисия Корнуэлл"

Полицейские из Блэк-Маунтин доставили меня туда раньше, чем прибыл вертолет, и я сидела в машине, припаркованной у немощеной дороги, и смотрела на детей, игравших в футбол с флажками[6]. Мальчишки и девчонки гонялись друг за другом с нехитрой целью сорвать красный лоскут с пояса игрока другой команды. Ветер, разносивший по округе детские голоса, иногда подхватывал и мяч, зашвыривая его через хлипкую ограду из голых деревьев в колючие кусты или на дорогу. Тогда равенство полов брало тайм-аут, и девочки дожидались, пока кто-нибудь из мальчиков сходит за мячом, после чего игра возобновлялась снова.

Я пожалела, что придется прервать их невинную забаву, заслышав хорошо различимое стрекотание вертолета. Дети в изумлении замерли при виде садящегося в центре поля «белл джет-рейнджера», от винтов которого неслись сбивающие с ног потоки воздуха. Поднявшись на борт, я помахала им на прощание, и мы взлетели над деревьями.

Солнце опускалось за край горизонта — Аполлон отходил ко сну. Небо вскоре стало густо-черным, как чернила каракатицы, и, когда мы прибыли в академию, я так и не увидела на нем ни единой звездочки. На площадке меня ждал Бентон Уэсли, которому сообщали по рации о нашем продвижении. Едва я сошла на землю, как он взял меня за руку и повлек за собой.

— Идем, — сказал он вслух, добавив едва слышно: — Рад видеть тебя, Кей.

Пожатие его пальцев окончательно лишило меня самообладания.

— Отпечаток, обнаруженный на белье Фергюсона, принадлежит Денизе Стайнер.

— Что?!

Он мягко направлял мои шаги в темноте.

— А анализ на антигены показал, что фрагменты тканей, найденные в морозильнике, вырезаны у человека с первой группой крови, резус положительный. Именно такая была у Эмили. Результаты по ДНК пока не готовы, но все указывает на то, что Фергюсон забрал эти трусики, ворвавшись в дом Стайнеров, и он же похитил Эмили.

— Или же это сделал все-таки кто-то другой.

— Верно. Возможно, Голт опять играет в свои игры.

— Бентон, Бога ради, да что случилось? Где Люси?

— Скорее всего у себя в общежитии, — ответил он, вводя меня в вестибюль жилого корпуса.

Я сощурилась от света. Надпись на электронном табло за информационной стойкой «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В АКАДЕМИЮ ФБР» нисколько меня не подбодрила — я не чувствовала, что сегодня мне здесь действительно рады.

— Объясни же, что она натворила? — настаивала я.

Он открыл магнитной карточкой стеклянные двери с эмблемами министерства юстиции и академии.

— Давай сначала спустимся вниз, — ответил он.

— Как твоя рука и колено? — вспомнила я.

— Гораздо лучше после того, как я побывал у врача.

— Спасибо, — сухо отозвалась я.

— Я имел в виду тебя. Ни к кому другому я в последнее время не обращался.

— Пока я здесь, могу обработать тебе швы.

— Это не обязательно.

— Понадобится только перекись водорода и ватные палочки. — Я почувствовала запах ружейной смазки — мы проходили помещение для чистки оружия. — Не волнуйся, больно не будет.

Мы спустились на лифте туда, где находились помещения отдела следственного анализа — сердца и мозга ФБР. Уэсли начальствовал над одиннадцатью специалистами по составлению психологического портрета — в этот час, разумеется, никого из них на месте не было. Мне всегда нравился его рабочий кабинет — в нем я чувствовала его тонкую душу, которую он, будучи человеком сдержанным, открывал далеко не всякому.

Большинство стражей правопорядка выставляют на стенах и полках благодарности по службе и памятные вещицы, относящиеся к разным эпизодам их борьбы с низменными сторонами человеческой натуры. Уэсли же предпочитал картины, и некоторые из них были просто замечательными. Больше всего мне нравился масштабный пейзаж Вэлоя Итона, мастера, которого я считала равным Ремингтону. У меня самой дома было несколько его работ маслом, и я верила, что когда-нибудь они будут стоить не меньше полотен «певца Дикого Запада». Как ни странно, оба мы открыли для себя этого художника из Юты независимо друг от друга.

Уэсли, разумеется, не испытывал недостатка в разного рода необычных сувенирах, но в своем кабинете он выставлял только имевшие для пего особое значение. Например, белая фуражка венского полицейского, медвежья шапка шотландских гвардейцев и серебряные шпоры аргентинских гаучо, конечно же, не имели никакого отношения к серийным убийцам или другим преступникам, злодеяния которых расследовал Бентон. Все это были подарки от много путешествовавших друзей, таких как я сама. В память о нашей дружбе у него хранилось немало: там, где слова были бессильны, я прибегала к символам — ножны из Италии, старинный пистолет с резной рукояткой слоновой кости и «Паркер», который Бентон всегда носил в нагрудном кармане, у самого сердца.

— Расскажи мне наконец, — сказала я, садясь на стул. — Что происходит? Ты ужасно выглядишь.

— Я и чувствую себя ужасно. — Он ослабил галстук и взъерошил волосы. — Кей… — Он взглянул на меня. — Господи, прямо не знаю, как тебе сказать!

— Да говори же, — тихо произнесла я, чувствуя, как кровь застывает у меня в жилах.

— Похоже, что Люси пробралась в ТИК, обойдя защиту.

— Что значит «пробралась»? — изумленно спросила я. — Бентон, у нее же есть допуск в здание.

— Только не в три часа ночи, а именно в это время отпечаток ее пальца был отсканирован электронным замком.

Я ошеломленно уставилась на него.

— И уж совершенно определенно у твоей племянницы нет допуска к файлам, имеющим отношение к разрабатываемым там секретным проектам.

— К каким именно? — отважилась я уточнить.

— Судя по всему, ее интересовала информация по электрооптике, тепловидению, обработке аудио и видео. У нас также нет никаких сомнений в том, что она сделала распечатку программного кода, который сама же и разрабатывала для автоматизированной системы ведения уголовных дел.

— Ты имеешь в виду КАИН?

— Да, совершенно верно.

— Но хоть куда-нибудь она не залезла? — шокированно спросила я.

— В том-то все и дело. Затронуто практически все, и это серьезно осложняет нашу задачу — определить, что конкретно ей было нужно и для кого.

— А оборудование, над которым там работают, действительно настолько секретно?

— Кое-что — да. А если говорить о технологиях и методах, так с точки зрения безопасности вообще все. Нам совсем не нужно, чтобы кто-то знал, что мы используем в такой-то ситуации, а что — в другой.

— Она не могла такого сделать, — произнесла я.