Читать книгу - "Край чудес - Ольга Птицева"

– Всё жизнь, – прошептал он. – Даже смерть здесь – просто такая жизнь.

«Шизик», – отчетливо поняла Кира. Поехавший крышей. Окончательно свихнувшийся неврастеник. Повелся на страшные байки в сети, словил обострение, а они пытаются на его болезни выехать, фактуру подснять пожирнее. Успокоили совесть, мол, правила игры такие. Проводник водит и пугает, мы снимаем и пугаемся. Потом пожмем руки на выходе и разойдемся по домам как ни в чем не бывало. Ан нет. Ан – это самолет. Кукуха, что улетела от Костика прямо с края. Чтоб его!

Кира осторожно потянула локоть, высвобождаясь из цепких пальцев проводника. Никаких резких движений. Соглашаться и кивать. Перевести тему в безопасную плоскость и вернуться к Тарасу. Скорее вернуться к Тарасу. От острой, почти физической тоски по нему свело зубы.

– А где ты вообще живешь? – спросила Кира, придавая голосу максимальную ровность.

Костик глянул непонимающе.

– Ну, когда ты не здесь, то где? С родителями? Или, может, с девушкой?

Представить белесого проводника, возвращающегося из заброшки в уютную студию, обставленную светлой мебелью из «Икеи», было почти так же невозможно, как продолжать сидеть рядом с ним, делая вид, что это ничуть не жутко.

– С родителями, – нашелся Костик и расслабил плечи. – Мы на «Речном вокзале». Знаешь, там рядом с парком девятиэтажки серые? Вот там.

Кира улыбнулась так радостно, будто Костик предложил переписать на нее всю эту девятиэтажку.

– Там еще парк рядом, да? – подхватила она. – Хороший район, у меня там подружка живет. Она собаку в приюте взяла, вот гуляют там по утрам. У тебя есть собака?

Щеки у Костика порозовели. Говори с ним почаще нормальные люди, а не спитые до черноты маргиналы, может, и не так далеко улетела бы его кукуха.

– У меня морская свинка, – ответил Костик. – Точнее, морской свин. Зовут Геннадий. Мама назвала. А сестра зовет его Свистуном. Он очень громко свистит. Вообще он ужасно глупый, но мягкий. Мы к нему привыкли все.

– А папа как его зовет?

Костик отвел глаза.

– Папа ушел, когда сестре было три года. Так что никак он его не зовет.

И картинка сложилась. Костик с сестренкой кормят морковкой глупого свина Геннадия, пока мама батрачит на трех работах. А потом Костик уходит из дома, чтобы не сорваться, идет от «Речного вокзала» к Ховринке пешком, бьет тут бутылки о ржавую трубу. И верит, что хранит тайные знания сакрального места. Потому что больше ему просто не во что верить. А может, все совершенно не так. Киношная фантазия разыгралась. Но темные веснушки на прозрачной коже и вода в белесых глазах подтверждали все догадки.

– Сколько тебе заплатил Южин? – спросила Кира, не глядя на притихшего Костика.

Тот промолчал. В бумагах, что они подписали, был пункт о неразглашении финансовых условий съемки. Все продумал, сволота такая.

– Проси еще половину сверху. Понял?

Костик кивнул.

– Навешай ему на уши самой жути. Но не позволяй на себя давить.

Еще один кивок. Кира нащупала в кармане перцовый баллончик. С ним ей было куда спокойнее, но Костик беззащитно хлопал белесыми ресницами и вжимал голову в узкие плечи.

– Держи, – сказала она. – Пригрозишь ему, если совсем достанет. А на выходе отдашь мне. Договорились?

Не стала слушать слабые возражения Костика. Поднялась, в коленях хрустнуло. Протянула руку. Костик вцепился в нее. На ощупь его ладонь была мягкой и гладкой. Совершенно не сталкерская ладонь. Такой не будешь швырять кирпичи. Скорее гладить глупого свистуна Геннадия. Может, и не пропащий был их проводник, но становиться его психотерапевтом Кира не планировала. Только вывести к плиточной рекреации и сдать на попечение притихшему Тарасу.

Тот ждал их, наполовину высунувшись из пустой рамы. Кира махнула рукой, мол, все в порядке, и решительно шагнула к Южину, задумчиво ковырявшему приклеенный к стене плакат каких-то патлатых гитаристов – выцветших и изрисованных маркером в самых неприличных местах.

– Прикинь, что нашли, – сказал он, кивая на плакат. – Это же Guns N’Roses. Висят тут, наверное, с конца девяностых. Уже подсняли. Будет крутая вставка…

– Перестань его задирать! – сдерживая злость, сказала Кира.

– Кого? – Южин даже не повернулся к ней.

Все такой же лощеный и готовый к съемке, но удивительно вписывающийся в общий антураж. И от этого Кира разозлилась еще сильнее.

– Костю. И подначивать его не надо. Он нестабильный, понял? Правда верит во всю эту дичь. Или думает, что верит.

– А мне с этого что? – Южин отошел от плаката и лениво размял шею руками.

– Тебе абсолютно ничего. А мне его жалко.

– Ну если жалко, так отдай ему свой гонорар, – и осклабился, демонстрируя ровный ряд идеально белых зубов.

«Виниры, наверное, – не к месту подумала Кира. – Стоят как крыло от самолета».

– Как же ты задрал со своими деньгами, – не удержалась она.

– А ты сюда за идею пришла? – поинтересовался Южин.

– Нет, сюда я пришла заработать. – От злости у Киры даже язык онемел: Южин точно знал, куда целиться.

– Вот и работай, – сказал он. – Или не мешай своему дружку. От него хоть какой-то профит.

Кира все ждала, что сейчас у нее за спиной вырастет Тарас. Ей даже хотелось, чтобы тот схватил Южина за шиворот, хорошенько встряхнул и дорогие зубы стукнулись бы друг об друга, скалываясь по краям. Но в рекреации они с Южиным были одни. Кира выглянула наружу. Костик увел Тараса к лестнице и теперь светил там фонариком, показывая граффити на половину стены.

– Следующая остановка – Край, – паясничая, объявил Южин. – Хватит на меня крысить, хорошо? Пойдем лучше посмотрим, откуда стартуют местные летуны.

Он пролез через раму, стряхнул с куртки пыльную труху.

– Не смешно, – одернула его Кира. – Там вообще-то люди умирали.

– Я знаю, – глухо ответил Южин и пошел на свет фонаря.

А потом фонарь вспыхнул и погас.

ТАРАС

У Деточкиной всегда был неожиданный вкус. То она начинала носить льняные платья в пол, то выбривала висок, то ходила вся обмазанная блестками. Но пристрастия к парфюму, от которого в носу будто еж ворочался, Тарас за ней не отмечал. До сегодняшнего дня. Пока они сидели в фуд-корте «Флакона» – бургер с куриной котлетой у Тараса, веганский боул с тофу и авокадо у Деточкиной, – ее тяжелый, церковный даже запах смешивался с запахами людей и их пахучей еды. Но стоило выйти наружу, свернуть с шумной парковки, где слушали техно подростки в дорогих мешках-худи, как дышать стало абсолютно нечем. Словно оказался в душный полдень в очереди на причастие. Вокруг чадят свечи, бабки какие-то молятся, а ты стоишь и думаешь: если потеряю сознание, то мама и не заметит, так и будет тащить вперед, а толпа придержит с боков, чтобы не упал.