Читать книгу - "Ночная Жизнь - Джек Эллис"

Когда каменный забор, огораживающий особняк Карниша, утонул во тьме, он позвонил в гараж и приказал Эдварду приготовить машину. Эдвард, желая угодить хозяину и боясь потерять место, сказал, что машина готова всегда, в любое время. Карниш покинул свои апартаменты и по парадной лестнице спустился в холл. Дом был разделен на две части. Карниш обитал во внутренней части дома, а слуги и гости в основном оставались в наружной. Иногда мисс Коломбо допускалась во внутренние покои хозяина, но это бывало редко.

Эдвард ждал его у дверей.

– Добрый вечер, мистер Карниш, – нервно улыбаясь, сказал он.

– Добрый вечер, Эдвард. Как настроение?

– Спасибо, мистер Карниш, отличное.

– Рад слышать.

Они вышли из дома и направились к машине. Эдвард открыл заднюю дверцу, и Карниш забрался в салон. Они подъехали к воротам, и Эдвард открыл их с помощью пульта дистанционного управления. Выехав, он подождал, пока ворота закроются, и поехал дальше. Эдвард прекрасно вел машину. Страх увольнения, внедренный в его сознание Карнишем, был еще довольно силен. Эдвард выглядел издерганным и усталым. И Карниш подумал, что он, наверное, плохо спал в выходные.

Он постучал в стекло, отделяющее салон от кабины водителя. Стекло опустилось, и Эдвард слегка повернул голову:

– Мистер Карниш?

– Просто я хотел, чтобы вы знали, что я доволен вашей работой, Эдвард, – сказал Карниш.

– Спасибо, сэр.

– Продолжайте в том же духе.

Чувство облегчения, заполнившее автомобиль, было почти осязаемым. Напряжение, в котором находился Эдвард, улетучилось моментально. Стекло поднялось, а Карниш закрыл глаза и откинулся на сиденье. Он даст Эдварду немного отдохнуть, а затем снова заставит нервничать. Но уже по другому поводу. До центра они доехали быстро и без происшествий. Эдвард остановил машину у входа в «Мидлэнд Билдинг» на Четвертой улице.

– Не знаю точно, сколько буду отсутствовать, – сказал Карниш. – Приблизительно часа два.

Эдвард промолчал. Карниш чувствовал лишь легкое любопытство с его стороны по поводу столь поздних встреч с финансистами и юристами. Никаких подозрений насчет истинных занятий хозяина у Эдварда не возникало. Карниш вошел в «Мидлэнд Билдинг», на лифте поднялся до «Скайвэй», прошел пару кварталов по роскошным переходам и тоннелям, затем снова спустился вниз и вышел в районе Шестой Южной улицы. И людей, и машин было немного. Некоторое время он стоял в темноте у входа, давая городу просочиться в него. Чувство присутствия людей было похоже на уютный запах старой комнаты. Ему было хорошо знакомо это чувство. Иногда, среди окружавших его мыслей и эмоций, он чувствовал тревогу своих потенциальных жертв. Люди знали – инстинктивно, на подсознательном уровне, – что среди них водятся хищники и что хищники эти выходят на охоту. Это смутное знание практически никогда не покидало их подсознания и не выбиралось на уровень осознанного опасения. Оно было таким же неотъемлемым свойством человеческих существ, как стремление охотиться на них было неотъемлемой частью Карниша. Его отношения с городом и его обитателями были вполне естественными.

Но теперь все изменилось.

Он чувствовал Саймона. Чувствовал, что Саймон подозревает о его истинной сущности.

Подсознательное опасение перешло на сознательный уровень.

Плохо.

Теперь Карниш не мог быть вполне уверен в последовательности дальнейших событий. Возможно, Саймон упрятал свои догадки глубоко внутрь себя и не позволяет им вырваться наружу. Тогда его страхи и подозрения со временем притупятся, и он постепенно придет к мысли, что ему просто-напросто привиделось все, что произошло в переулке той ночью. Со временем он вообще об этом забудет, и отношения Карниша с городом станут такими, как раньше.

С другой стороны, возможно, что Саймон слишком глубоко осознал значение того, что видел той ночью, и не станет лгать себе. В таком случае они с Карнишем непременно должны будут встретиться. И эта встреча будет совсем не похожа на те встречи с людьми, которые были у Карниша за последние пятьдесят лет. Это будет встреча охотника и добычи, и тот, и другой будут прекрасно осознавать истинную сущность друг друга.

Такая перспектива всерьез встревожила Карниша. Всю жизнь он старался быть незаметным. Немыслимо было представить, что кому-то станет известно о нем.

И все же…

Он посмотрел на небо и улыбнулся. Было что-то захватывающее в том, что про него узнали, в том, что покров неизвестности был сорван с него. Карниш почувствовал себя… живым. Вот именно – живым. Охота обрела остроту, которой слишком давно была лишена. Быть может, в том, что о нем теперь стало известно, есть и положительная сторона. Трудно сказать с уверенностью, но скоро, очень скоро он это выяснит. Карниш послал в ночь темную устрашающую мысль: Охотник приближается. Берегитесь. Прячьтесь. И тут же почувствовал, как согни тысяч живых душ сжались в комок, сами не понимая почему, ощутив лишь внезапный прилив страха, невесть откуда пришедшего, осознав на мгновение, что снаружи, в ночи, бродят существа, о которых лучше и не думать.

Вероника Шимански вздрогнула и плотнее запахнулась в пальто. Ночь была не очень холодной, просто она внезапно и без видимых причин почувствовала приступ страха. Бобби положил ей руку на плечо:

– Ты чего?

– Да ничего, – ответила она. – Просто… Наверное, это рассказ Саймона на меня так подействовал.

– Странная история, правда?

– Да уж.

Они шли на север по авеню Ла-Саль, которая заканчивалась на пересечении с Восьмой улицей. Затем, по Восьмой, они должны были пройти до Хеннепин, вернуться назад до Двенадцатой и там начать патрулировать вверх и вниз по всем улицам в этом квадрате. Кроме того, они должны были проверять переулки, но пока им удавалось обходиться без этого. Хорошо, что у них выдалась свободная ночь, хорошо, что у нее нет работы и не надо утром вскакивать и бежать куда-то, но самое замечательное – это то, что она оказалась такой идиоткой, что добровольно влезла в это дерьмо.

Ронни была расстроена, и у нее имелась достаточно веская причина расстраиваться. Саймон нашел себе подружку.

Это несправедливо. Особенно если учесть, что Бекки – довольно приятная девушка и очень трудно ее возненавидеть. Это уже верх несправедливости.

Ронни с Саймоном были друзьями уже почти два года, с тех пор как познакомились на одной из вечеринок, которые обожал устраивать Бобби. Они часто ходили куда-нибудь вместе, а потом, в основном по ее инициативе, вместе спали. Ронни чувствовала, что Саймон просто делит с ней постель, но продолжала надеяться на большее. Было в нем что-то, от чего у нее сжималось горло и становилось тяжело в груди. Он был совсем не похож на других мужчин, которых она знала. В нем было что-то такое, чего нельзя объяснить словами, какая-то сила, сидящая глубоко внутри. Ронни сама не знала, что это, и не смогла бы внятно объяснить свои ощущения. Она только знала, что это положительная черта и что Саймон Бабич в один прекрасный день, когда никто не будет этого ждать, непременно проявит свои скрытые потенциалы. Ронни не знала, в чем это найдет выражение. О богатстве, славе и успехе у нее были весьма смутные представления. Но она твердо знала, что если будет правильно себя вести, то окажется рядом с ним в тот день, когда он достигнет успеха и перестанет быть просто Саймоном. Да, вот именно, надо лишь правильно себя вести. А тут появляется Бекки Ратман, Бекки, которая, насколько Ронни было известно, еще два дня назад даже не была знакома с Саймоном. И которая, что было очевидно, хранила в себе то же необъяснимое свойство, что и он. Они распознали его друг в друге, и Саймон, наверное, даже на мгновение не вспомнил о ней, Ронни. Она ничего для него не значила. Едва эта мысль пришла ей в голову, Ронни тут же поняла, что это неправда. Саймон не такой. Наверняка он очень много думал о ней, об их отношениях. Анализировал, что же было между ними и могло ли это быть чем-то серьезным. Он, наверное, провел немало часов, размышляя о том, что почувствует она. Вот это на него больше похоже. В этом как раз и была та его черта, которая ей очень нравилась.