Читать книгу - "Город засыпает - Наталья Тимошенко"

Нурейтдинов поднял на него взгляд. Без очков он выглядел странно, поскольку сфокусировать взгляд на Дементьеве не мог.

— Жертвоприношение. И что бы вы ни думали, для него совершенно не обязательно использовать ритуальный кинжал. Сойдет и охотничий нож, и даже кухонный.

Брови следователя молчаливо подпрыгнули к линии волос. В первое мгновение ему показалось, что он ослышался. Однако эту надежду ему пришлось быстро отбросить в сторону.

— Поясните, если вам нетрудно.

— Помните, я говорил вам, что проклятая вещь должна быть связана с каким-то злом, какой-то трагедией? Так вот, искусственно созданная трагедия тоже подходит.

— Я не понимаю, — честно признался Дементьев. — Что вы имеете в виду?

— Возможно, кто-то убивает не потому, что другой человек ему мешает. И не потому, что так велят карты. — Нурейтдинов вернул очки на нос и наконец смог снова сфокусировать взгляд на следователе. — Возможно, кто-то убивает просто для того, чтобы, образно выражаясь, искупать карты в крови. Чтобы дать им силу. Чтобы сделать их могущественным злым артефактом. Возможно, вы имеете дело с темным магом. То есть, с человеком, который себя таковым считает.

— Но почему «Мафия»? — недоумевающе воскликнул Дементьев. — Почему эта глупая ролевая игра?

— Эта глупая ролевая игра построена на том, что люди убивают друг друга, — пожал плечами Нурейтдинов. — По-моему, трудно придумать более пугающий проклятый предмет, чем колода, вынуждающая играть в нее. А я полагаю, что конечная цель колдовства именно такая. Скорее всего, сейчас ролевые карты сдаются тем, кто соответствует ролям. Комиссар — представитель правоохранительных органов, Доктор — врач, Мафия — человек, способный на убийство, Путана — ветреная, легкомысленная женщина, Маньяк… Ну, маньяк тот, кто все это устроил. Возможно, так он ссылается на себя, поэтому карту и сдали в открытую.

Дементьев покачал головой. Он не мог согласиться с подобной версией. Она предполагала, что тот, кто все устроил, хорошо знал обе компании, а это мог быть только…

— Степан Кленин, — пробормотал он себе под нос и вспомнил последние слова Нелл: «Кто нас всех там собрал?»

— Единственная помощь, которую я могу вам предложить, — это поспрашивать на специализированных ресурсах, не занимается ли кто-то такой практикой — созданием проклятых вещей, — между тем продолжил Нурейтдинов. — И если вы позволите, я бы хотел взглянуть на то, что находится под новым слоем краски.

— Наши эксперты как раз снимают его, — рассеянно кивнул Дементьев. — Когда они закончат, я пришлю вам фото.

— Спасибо.

— А сейчас мне кое-что нужно проверить, — он с трудом поднялся, — так что извините.

Нурейтдинов развел руками, давая понять, что не собирается задерживать его, однако раздавшийся телефонный звонок сам внес коррективы в планы следователя.

— Владимир Петрович? — спросил в трубке перепуганный голос Натальи Красновой. Она почему-то говорила почти шепотом. — Вы не могли бы приехать ко мне?

— Конечно, — с готовностью отозвался Дементьев, замечая любопытный взгляд своего собеседника, который тот старательно пытался скрыть. — Когда?

— Лучше всего прямо сейчас.

* * *

— Вот ты где! А я тебя обыскался…

Кирилл улыбался, но его тон выдавал, что улыбка дается ему нелегко, однако сегодня Настя не почувствовала ни малейшего желания его ободрить или поддержать. Она даже не стала прятать фотографию, которую рассматривала, сидя в плетенном кресле на верхней террасе и кутаясь в теплый палантин. После того, как все разъехались, в доме стало непривычно тихо. Она не смогла долго выносить эту тишину, поэтому и вышла на террасу. Не то чтобы здесь были какие-то особенные звуки, но, как минимум, шумели деревья, щебетали птицы и где-то вдалеке слышались голоса людей. Дачники не уставали жарить шашлыки уже третий день подряд, несмотря на мерзкую погоду.

Муж сел в соседнее кресло, она почувствовала его недоумевающий взгляд на себе, но так и не повернулась к нему и ничего не сказала.

— Что с тобой? Зачем ты тут мерзнешь? И мокнешь? — Кирилл посмотрел на небо, которое разразилось мелкой моросью. Их кресла стояли под козырьком, но мокрая взвесь все равно делала воздух сырым и неприятным. — Что это за фотография? — он наконец понял, на что она так внимательно смотрит.

Настя молча повернула голову в его сторону и протянула ему снимок, теперь уже внимательно следя за выражением его лица. Улыбка, которая и так давалась Кириллу непросто, окончательно погасла, стоило ему разглядеть лица группы людей, запечатленных на фотографии.

— Ты говорил, что вы не были знакомы, — тихо сказала Настя. — Ты подтвердил это вчера. Но на этой фотографии вы в одной компании, на пикнике, стоите рядом. Ты будешь и дальше утверждать, что лично не знал настоящего отца Эдика?

— Нет, не буду, — Кирилл покачал головой и бросил снимок на кофейный столик. — Откуда у тебя эта фотография?

— Какая разница? — едва сдерживая злость, отмахнулась Настя. — Почему ты мне врал? Что ты скрывал?

— Да ничего я не скрывал, — попытался оправдаться он. — Просто не хотел об этом говорить. Я специально познакомился с ним, еще когда вы были вместе.

— Зачем?

Он посмотрел на нее, как разоблаченный преступник, старающийся сохранить лицо и сделать вид, что ему не стыдно за свой поступок. На его губах снова появилась слабая улыбка.

— Затем, что я любил тебя. Больше жизни. И знал, что больше никогда ни одну женщину не буду так любить. А ты любила его, хотя он вел себя с тобой недостойно. С самого начала. Я хотел посмотреть, чем он так лучше меня, что ты даже не смотрела в мою сторону.

— Почему ты скрывал это? — настойчиво повторила она. — Что в этом такого постыдного, что даже почти два десятка лет спустя ты продолжал лгать, отвечая на вопрос о вашем знакомстве? Продолжал лгать, глядя мне в глаза?

Кирилл не выдержал ее взгляда и отвернулся. Сердце его стучало все быстрее, а в горле внезапно пересохло. Даже если бы после всех этих лет он решил признаться в том, что совершил, он бы не смог из-за пропавшего голоса. Ему казалось, что он спит и видит один из самых страшных своих кошмаров, который мучал его первые лет пять после их свадьбы. Тогда он пытался придумать себе какие-то оправдания, сочинял целые монологи на тот случай, если Настя узнает правду. Потом этот страх прошел, ведь все это случилось так давно. У них рос прекрасный сын и была образцовая семья. Но вот кошмар сбывался, а он оказался к этому совершенно не готов.

Настя тяжело дышала. Он слышал, как старательно она контролирует каждый вдох и выдох, стараясь сдержать подступающие слезы. Кирилл хорошо знал эту ее привычку, первые годы совместной жизни он часто слышал такое дыхание.

— Скажи мне, — дрожащим голосом попросила она, — что твое молчание не связано с его исчезновением из моей жизни. Скажи мне, что ты не имеешь никого отношения к тому, что, едва узнав о моей беременности, он порвал со мной все связи. Скажи мне это, Кирилл, глядя мне в глаза. Если ты солжешь, клянусь, я больше никогда не заговорю с тобой.