Читать книгу - "Замурованный труп - Джо Горес"

После отъезда Балларда Кёрни позвонил на Оклендский контрольный пункт и попросил одну из девушек проверить по справочнику адрес 1377, Маунт-Дьябло-стрит. Оказалось, что по этому адресу проживают Роберт Биглер, автомеханик, и его жена Шарон. Подтвердилось все, о чем Шарон сообщила Балларду, а именно, что мужа ее зовут Боб и фамилия его начинается с Биг... Не будь справочника, ему пришлось бы выяснять все это через коммунальные компании, компании по уборке мусора, по спискам избирателей, в отделе регистрации земельных участков, у почтальонов, и в крайнем случае, если не бояться огласки, и у соседей.

Пока Баллард ехал по забитому автомобилями шоссе в Окленд, Кёрни сидел у открытого окна в машине, припаркованной у дома, расположенного на спокойной боковой улочке, и размышлял о расследуемом ими деле. Что-то не устраивало его в новой версии. Он не был уверен, что преступник — Одум. Им владело то самое чувство, которое иногда заставляет вернуться в только что покинутый дом и задать еще один вопрос, который сразу же опрокинет все предыдущие предположения и выводы.

Почему, например, Одум, представляясь Гриффином, распродал мебель? Если это был не Одум, а Гриффин, тот же вопрос остается в силе. Может, он сделал это из злости, ведь в деньгах-то он не нуждался? И почему он просил Шери посылать чеки по адресу в Сан-Хосе, который до тех пор усиленно старался держать в тайне? Это было в марте. А в апреле Одум уже раскатывал на «тандерберде». Есть ли тут какая-нибудь связь?

Почти семнадцать тридцать. Где же Баллард? Кёрни еще не мог надавить на Шарон, надо, чтобы Биглер вернулся домой. Разумеется, она солгала Балларду и прекрасно знает, где живет Одум. И это не тот адрес, который назвал надзиратель. Если Одум находится под их надзором, он, конечно, постарается закопаться поглубже. Официальное жилище для условно заключенного — та же тюремная камера, туда в любое время может заявиться надзиратель. К тому же тюремную камеру можно в любое время обыскать без всякого предупреждения или ордера.

А если ты еще и сидишь на тридцати тысячах долларов, да к тому же совершил убийство, чтобы завладеть этими деньгами, неожиданный приход надзирателя заведомо угрожает тебе неприятными последствиями.

И все же никаких прямых доказательств нет, есть только подозрения. Нб сколько подозрений так и не оправдались за эти годы. А он еще настаивал на строгом следовании фактам, когда говорил с Баллардом...

Радиотелефон заверещал, замолк, затем заговорил как будто бы доносившимся издали отрывистым голосом Балларда:

— ...домашний адрес... Десять-четыре.

— Повтори, пожалуйста, адрес.

Последовал оглушительный треск, затем голос Балларда зазвучал с такой оглушающей громкостью, словно он кричал из окна третьего этажа:

— 1684, Галиндо-стрит... Конкорд...

— Хорошо. Там и встретимся. Снаружи, по ту сторону улицы.

* * *

Открыв дверь, Кёрни проскользнул внутрь автомобиля. Баллард стоял на Галиндо, где не стихало оживленное движение, на некотором расстоянии от дома номер 1684, старого, неказистого калифорнийского строения, возведенного, вероятно, в ту пору, когда здесь еще пролегала грунтовая дорога. После Второй мировой быстро растущий Конкорд обступил его со всех сторон; пока здесь помещался пансионат, но было очевидно, что вскоре его снесут, ибо земля, на которой он стоял, стоила теперь дороже самого дома.

— Что-нибудь заметил? — спросил Баллард. Он увидел машину Кёрни, еще когда объезжал квартал.

— Жильцы, одни мужчины, постоянно входят и выходят. Любой из них может оказаться Одумом, ведь мы не знаем, как он выглядит. — Кёрни взглянул на Балларда. — У надзирателя не было его фото?

— Я не спрашивал, — проговорил Баллард, как бы оправдываясь. День был долгий, жаркий и утомительный, но солнце уже клонилось к закату, стало прохладнее, замерцали неоновые вывески. — Предполагалось, что я буду интересоваться только машиной.

— Я просто так, — весело сказал Кёрни. — Я проверил все стоящие на улице машины и даже заглянул в гараж за домом. Раньше там помещались конюшни, теперь вот гараж. «Тандерберда» нигде нет. Проверил я и комнату Одума.

Он замолчал. Баллард нетерпеливо спросил:

— И что?

— Комната заперта. На двери висит записка: «Денни у Мэри».

— Это еще кто такие? — пробурчал Баллард.

Кёрни открыл дверь со своей стороны.

— Пойдем выясним.

Когда они подходили к старому величественному дому, мимо кто-то прошел. Одум? Баллард в замешательстве оглянулся на удаляющуюся спину. Какая-то бесконечная тряхомудия! Неужели этот дом не выведет их на Гриффина или на того недоноска, который, по предположению Кёрни, убил его, а затем напал на Барта?

Должен вывести, ведь у них нет никаких других зацепок. И остается всего восемь из выделенных семидесяти двух часов.

Барт! Неужели он все еще валяется там в полной неподвижности? Без единой мысли в голове? С засевшим в мозгу обломком кости, который угрожает навсегда превратить его в растение?

Они постучали в тяжелую, крепкого дерева дверь с привинченным к панели грубым металлическим номером четыре. Никакого ответа. И записка о Денни и Мэри по-прежнему на месте.

— Что дальше? — спросил Баллард хриплым от усталости голосом. Кёрни, однако, не выказывал ни малейшего признака утомления — ни дать ни взять дизельный мотор. Этот супермен никогда не упустит случая продемонстрировать свое превосходство.

— Теперь, вполне естественно, мы должны поговорить с хозяйкой.

Разложить людей по предназначенным для них полочкам иногда бывает очень трудно. Вдова заключенного содержит пансионат для бывших заключенных. Может быть, это пожилая женщина, бабушка, в рукаве у которой стальная шпилька для шляпы? А может быть, молодая дамочка, краснощекая и пышная, с мясистыми коленями и не идущей к лицу губной помадой? Оба этих предположения не оправдались. С первого взгляда она показалась моложавой и какой-то неземной. «Такая женщина может только присниться во сне», — подумал Баллард, когда она отворила дверь. Он не знал, какая именно мелодия доносится из холла, но чувствовал, что это утонченная классическая музыка: сплошь струнные инструменты и скрипка. Судя по морщинам, женщине было далеко за сорок, но лицо ее сияло вечной безмятежностью. Чувствовалось, что даже на Кёрни она произвела сильное впечатление. Его правая рука невольно потянулась к голове, хотя он почти никогда не носил шляпы.