Читать книгу - "Бешеные псы - Джеймс Грейди"

— Хитрые.

— Марисса была само очарование, такая честная, чистая душа. Ее нельзя было не любить. Два года назад ее не стало. Теперь бедняга Жюль действительно совсем одинок. Что до меня, то я развелась год назад, чудесный мужчина, но… Впрочем, хватит обо мне. Так чем, вы говорите, занимаетесь?

— Что?

— Чем вы занимаетесь? — промурлыкала доктор Йэрроу. — Кто вы?

Она буквально впилась в мою руку.

Боевые искусства учили меня, как освобождаться от захвата, Ударить ее свободной рукой: ладонью в висок, костяшками перебить трахею, ударом сверху раздробить запястье. Затем, нащупав слабое место — как правило, большой палец, — вырваться и, ухватившись за мизинец, сломать его.

— Простите, — сказал я доктору Йэрроу, — моим друзьям нужна помощь.

Уворачиваясь от незнакомых мне гостей в переполненной комнате, я направился к Зейну.

— Прошу всех послушать меня, внимание! — провозгласил Жюль. — А не перебраться ли нам в другую комнату?

— Надо поскорее смываться отсюда! — шепнул я Зейну, когда гости начали с шумом протискиваться в гостиную.

— Да, кроме еды, тут, пожалуй, искать нечего, — согласился тот, держа в руке бутерброд с грудинкой.

— Говори потише. И следи, что говоришь: вон та старая леди — психиатр!

— А ты псих. У вас немало общего.

— Если она разнюхает, кто мы такие…

— Да перестань ты так дергаться. Куда уж хуже? Кроме того, — сказал он, кивая в сторону престарелой леди, — из-за нее и тебя дергаться бы мы не стали.

Рассел стоял в дверях столовой, опустошая очередную бутылку «Мерло».

Жюль позвал из другой комнаты:

— Всех, всех прошу, пожалуйста, сюда!

Рассел кивнул в сторону донесшегося до нас призыва. Я поспешил за ним в гостиную.

Ночь уже успела закрасить чернотой окна этой комнаты, где кушетки, кресла и столы были сдвинуты в сторону, освобождая посередине покрытое ковром пространство, вокруг которого были расставлены складные металлические стулья.

Рассел услышал, как, стоя между столом и расставленными вокруг стульями, Жюль говорил:

— …приходилось полностью расшторивать окна, но ему нравился этот вид. Огромный, раскинувшийся во все стороны город. Чувство, что вся вселенная — там, за этим тоненьким стеклом.

Рассел уставился на расставленные кругом стулья.

— Эй! Я знаю, для чего это!

— Правда?

— Ну да, я все время это делал.

— Рассел! — сказал я.

Жюль нахмурился:

— Все время?

— Два-три раза в неделю в зависимости от того, как шли дела, — объяснил Рассел.

— Бог мой! — вздохнул Жюль. — Два-три раза… в неделю! Бедняга!

Рассел прошел в круг стульев, Жюль сказал ему вслед:

— Все это… умирание, а вы еще так молоды.

— Только, дружище, — ответил Рассел, — не надо меня подначивать. Вокруг — живые люди…

Ночь превратила стеклянную стену в полупрозрачное зеркало, отражавшее поставленные кружком складные металлические стулья. Серебристая блондинка выбрала стул. Удостоверение психиатра уютно пристроилось у нее в сумочке; не сводя с меня буравящего взгляда, она похлопала по сиденью рядом с собой.

Собрав последние силы, я умоляюще притянул Рассела к себе:

— Эта старуха — психиатр! Остановись!

Он без труда стряхнул мою и без того слабую хватку:

— Понятное дело.

Сила тяготения заставила меня опуститься на стул рядом с доктором Йэрроу Кларк.

— Куда как легче сидеть не одной, — промурлыкала она. — Или рядом с незнакомцем.

— Кто же мы как не незнакомцы. — «Заткнись! Прекрати с ней разговаривать!»

Моя собеседница моргнула:

— Какой… необычный взгляд на вещи.

Двое учителей сели рядом с Зейном. Еще через два стула сидел Эрик. Жюль вежливо ожидал в центре круга. Рядом стоял его новый приятель Рассел.

— Необычность и перспектива, — начала доктор Йэрроу, обращаясь к коллегам и друзьям Жюля, рассевшимся на стульях. — Я провожу наблюдения в клинике, где лечат иммигрантов, к которым нельзя относиться с точки зрения перспектив американской медицины. Для испаноговорящих, к примеру, характерен так называемый ataque de nervios, нервный приступ, во время которого пациенты падают на пол, начинают вопить и бить себя в грудь. Малайзийцы…

— Лучше не надо об этом.

— Извините?

Я плотно сжал губы, помотал головой.

Доктор Йэрроу пожала плечами.

— Так или иначе, у малайзийцев наблюдается психоз, называемый «лата», который заставляет их передразнивать других людей. Пациенты из Китая часто боятся ветра. Они называют это pa-fay.

— Pa-feng, — непроизвольно поправил я ее сквозь плотно сжатые губы.

Доктор Йэрроу Кларк удивленно моргнула:

— Вы говорите по-китайски?

— Да. Нет. Не здесь. Не сейчас.

— Прошу внимания!

Жюль распростер руки, обозрев сидящих кругом гостей. Рассел скопировал его позу: широко раскинутые руки, утихомиривающий взгляд.

Только не «лата», мысленно взмолился я перед Расселом.

Последний скомандовал группе:

— Пора начинать… верно, Жюль?

Рассел жестом предложил нашему хозяину сесть на стул спиной к стеклянной стене. Сам же занял стул лицом к стене темноты, улавливавшей наши отражения.

— Спасибо вам всем, что пришли, — сказал Жюль. — Все происходит не так, как делается обычно…

Рассел замахал на него рукой.

— Все чин чином. Мы все здесь, город вокруг, рядом с моим человеком, Виком, психиатр, док… а не сплясать ли рок?

— Леон… — начал Жюль, затем громко сглотнул. Попытался встать.

— Доктор Ф. держался уверенно, — сказал Рассел, — полностью владел группой.

Зейн подчеркнуто громко прокашлялся.

Рассел даже бровью не повел.

— Леон умирает… — вздохнул отец нашего психиатра. — Только не это, только не так.

— Какого хера, — подхватил Рассел, — разве это вообще когда-нибудь бывает так?

При слове «хер» невинные слушатели буквально окаменели.

— Итак, — спросил Рассел, — где был я?

— Где ты сейчас? — сказал я.

Приложив руку к сердцу, я спрятал большой палец, так чтобы он был не виден. Оставшимися четырьмя я стал отчаянно сигнализировать Расселу, передавая четыре волшебных слова, от которых могло зависеть все: «Заткни свою чертову пасть!»