Читать книгу - "Тысячи лиц Бэнтэн - Айзек Адамсон"

— Пива не хотите? — спросила одна горничная.

— А апельсин? — спросила вторая.

Я отказался, и, по-моему, это их слегка рассердило, но сдается мне, они почти всегда в таком состоянии. Я взгромоздился на ноги, продираясь сквозь волны головокружения. Морж нервно теребил усы, горничные сжимали в клешнях свои подношения. Я побрел к ступенькам, к «Саду Осьминога».

— Вам и вправду лучше дождаться «скорую», — канючил Морж, плетясь за мной. — Пусть вас осмотрят, хуже ведь не станет.

Я ответил, что все хорошо, просто дикость какая-то приключилась. Ничего не хорошо, далеко до этого, но, по-моему, ни один доктор мне не поможет. Если я расскажу ему, как оно было на самом деле, то легко загремлю в психушку, в компанию к тем, кто заявляет, что они — лорд Ода Нобунага.[46]Морж отогнал горничных, и те вернулись к своей тележке, явно считая, что их надули. Я поплелся обратно в свой номер, а Морж тащился за мной и опять канючил, чтобы я разрешил врачу себя осмотреть. Я подошел к двери, и Морж сменил тему.

— Вчера вечером к вам приходил мужчина, — сказал он.

— Как он выглядел?

— По-моему, очень приятный, — ответил Морж. — Зашел в гостиницу где-то в полночь. Я еще подумал, странное время доя визита, и мужчина сказал, что вы его не жде-1 те. Я пытался вам дозвониться, но трубку не брали. Я решил, что вы, наверное, спите и не хотите, чтобы вас беспокоили. В общем, он сказал, что сегодня вернется.

— Ни назвался, ни визитки не оставил, ничего? Морж покачал головой:

— Позвонить вам, если он вернется?

Я сумел только слабо шевельнуть головой — типа «да». Войдя в «Сад Осьминога», я закрыл дверь, скинул ботинки, вырубил свет и шлепнулся на постель. Мне еще уйму дел надо переделать, но я был как выжатый лимон и ни за какие коврижки не сумел бы собрать мысли в кучу и выдать связный план действий. Развернувшись боком, из аквариума на меня правым глазом пялилась золотая рыбка. Я пялился на нее.

Госпожа Рыбка, вы когда-нибудь слыхали, чтоб у человека двенадцать часов были судороги?

Ваши сухопутные обычаи — для меня бездонная загадка.

Мало с вас толку, госпожа Рыбка.

А ты чего ждал? Это сложный мир. Знаешь, даже у золотой рыбки жизнь не сахар.

Только мы с золотой рыбкой начали друг друга понимать, как накатили тучи и я отключился.

Когда я очнулся, золотая рыбка по-прежнему таращилась на меня, на этот раз левым глазом. Часы показывали 3:18 дня, и верещал телефон. Мне потребовались все мои силы, чтобы выползти из постели и поднять трубку, а силы у меня уже не те. Знаменитый сэнсэй каратэ, инвалид, однажды поведал мне, что боль — это слабость, покидающая тело. Если это и вправду так у меня, должно быть, куча слабости в запасе. Чувствовал я себя так, словно меня разобрали на клеточном уровне, а потом снова собрали, только перепутали местами несколько миллионов молекул.

— Билли?

— Уххх, — застонал я в трубку. — Афуро?

— Что еще за Афуро?

Это был голос, возможно, последнего человека в целом мире, с кем мне сейчас хотелось побеседовать. Не надо было трубку снимать, хотя это все равно бы не помогло. Сара так легко не сдается. За это я и обожал, и презирал ее.

— Что еще за Афуро? — повторила Сара.

— Это длинная история, — ответил я.

— Кстати, об историях, — сказала она. — Где моя история про Гомбэя?

Я ответил ей, что это тоже длинная история.

Сара напомнила мне, что «Павшие звезды» — это не «Улисс». Добавила, что это не «Война и мир» и не «Моби Дик». «Павшие звезды» — это заметка на страницу. Триста пятьдесят слов и фотография. Интервью, заголовок, цитата и врезка. Я не биографию пишу. Я не Босуэлл, а Гомбэй Фукугава — не Сэмюел Джонсон:[47]наши читатели не ждут Шекспира или Марселя Пруста.

— Так что, — заключила Сара, — и слышать не хочу, что это длинная история.

— Ладно, — ответил я. — А кто такой Марсель Пруст?

Фыркнув, Сара кому-то передала трубку.

Это оказался Чак, многострадальный бухгалтер «Молодежи Азии». Дрожащим голосом он сообщил, что глядит на колонку цифр и что, возможно, мне стоит узнать об этих цифрах. Расходы на билет до Токио, на гостиницу, на мои «суточные». Помимо этого, еще многолетние расходы на все мои злополучные авантюры. Чак объяснил, что в общем и целом эти цифры говорят о многом — прямо-таки эпопея выходит. И это эпопея о хронической финансовой безответственности, о ненужных, зверских расходах и… Сара вырвала у него трубку.

— Два дня, — сказала она.

Чак пытается сказать, что я нужен Саре в Кливленде через два дня. Чтоб на столе у нес была история «павшей звезды» Гомбэя Фукугавы, напечатанная через два интервала, с проверенной орфографией. Сара сказала, что отправит по факсу в отель «Лазурный» данные о моем рейсе и что если я пропущу самолет, то могу не суетиться и в Кливленд не возвращаться, потому что работы там уже не будет. Мой любимый стол загонят на «еВау»,[48]а кабинет превратят в кладовку для ящиков, набитых всяким бумажным хламом.

— Это из-за нас? — спросил я. — Потому что я-то решил, что это уже в прошлом. Что было, то прошло, и я все еще думаю…

Щелк.

Вот так и заканчиваются все наши разговоры. Если бы на землю прилетели марсиане и взялись изучать нас с Сарой, они бы никогда не поняли, как же люди прощаются. У марсиан были бы ошибочные представления обо всем на свете. Я прикинул, как сижу за столом у марсиан и пытаюсь им втолковать, что здесь, на Земле, у большинства людей все совсем не так. Они, наверное, засмеялись бы и сказали, что все земляне говорят то же самое.

Положив трубку на место, я заметил, что на телефоне мигает лампочка. Значит, кто-то оставил сообщение. Я снова взял трубку и набрал пароль.

— Эй, дядюшка, это сам знаешь кто, — сказала Афуро. Слова звучали неразборчиво, потому что она что-то жевала. Может, пока оставляла это сообщение, успела слопать целый обед. — Я тут подумала, может, встретимся вечерком. Скажем, у статуи Хатико в Сибуя. Знаешь, где это, да? Забьем стрелку на одиннадцать вечера. И ты, случаем, утром не подобрал мою записную книжку в кафе? Я им звякнула, они ни фига не нашли. В общем, увидимся вечером, в одиннадцать, у статуи Хатико. Если надо со мной связаться, то по номеру…

В трубке пискнуло, и сообщение кончилось. То есть с Афуро мне не связаться. Автоответчик показывал, что звонок был в девять вечера — как раз когда я отправился за пивом. Закон подлости. Опустив трубку, я плюхнулся на кровать. Мало-помалу мир возвращался в норму, собирался в единое целое. Сложно дотумкать, чем же заняться после того, как ты долго пробыл в отрубе, но я решил, что душ — неплохое начало. Начало и вправду оказалось хорошее. Огненно-горячая вода была настолько в кайф, что почти смыла все мысли о Миюки, Накодо, Афуро и о странных людях в белом.