Читать книгу - "Основано на реальных событиях - Дельфина де Виган"

* * *

В детстве я всегда плакала в свой день рождения. В то мгновение, когда гости все вместе затягивали традиционную песенку, слова которой одинаковы во всех известных мне семьях, а на меня надвигался торт, утыканный свечами, я начинала рыдать.

Это внимание, сосредоточенное на моей персоне, сверкающие взгляды, направленные в мою сторону, это общее возбуждение были мне невыносимы.

Впрочем, это не имело никакого отношения к истинному удовольствию, которое я испытывала от того, что праздник был устроен в мою честь, ничуть не портило мне радость от получения подарков; но было именно в этом мгновении нечто от эффекта Ларсена^[2], как если бы в ответ на производимый сообща, направленный на меня шум я могла лишь произвести какой-то другой, еще более пронзительный, неприятной для слуха и губительной частоты звук.

Не знаю, до какого возраста повторялся этот сценарий (нетерпение, напряжение, радость, а потом я – перед всеми – вдруг в слезах и потерявшая голову), но я сохранила четкое воспоминание об ощущении, переполнявшем меня тогда: «наши самые искренние пожелания, и пусть эти несколько огоньков принесут вам счастье», – и о желании тотчас исчезнуть.

Однажды, когда мне должно было исполниться восемь лет, я сбежала.

В те времена, когда принято было отмечать дни рождения в дошкольной группе, моя мать, помню, писала воспитательнице записочки, чтобы попросить ее не вспоминать о моем. Такую записку она мне обычно зачитывала вслух, прежде чем засунуть в конверт, и в ней фигурировало слово «возбудимая», смысла которого я не понимала. Я не осмелилась спросить ее, сознавая, что написать воспитательнице – это уже необыкновенный поступок, некое усилие, рассчитывающее с ее стороны на не менее необыкновенное действие, какую-то поблажку, короче, особое отношение. По правде говоря, долгое время я полагала, что определение «возбудимая» как-то связано с объемом словарного запаса человека: я была девочка e-mot-ive, которой, видимо, не хватало слов^[3], что, похоже, объясняло мою неспособность праздновать день рождения в коллективе. Так до меня дошло, что для того, чтобы жить в обществе, необходимо вооружиться словами, не бояться множить их, разнообразить, выискивать самые тонкие их нюансы. Добытый таким образом словарь постепенно превратился бы в плотную жилистую броню, позволяющую существовать в мире бдительно и уверенно. Но столько слов еще оставалось неведомо мне.

Позже, в начальной школе, заполняя анкету, я продолжала привирать относительно даты своего рождения, из предосторожности перенося ее на несколько месяцев, в самую середину летних каникул.

А еще в школьной столовой или у друзей мне частенько случалось (до вполне зрелого возраста) глотать или прятать боб, который я с ужасом обнаруживала в своем куске торта. Объявлять о своей победе, в течение нескольких секунд, а то и минут, быть объектом всеобщего внимания было практически невозможно. Я уже не говорю о выигравших лотерейных билетах, в спешке скомканных или порванных в тот самый момент, когда следовало проявиться, чтобы получить свой приз; доходило даже до того, что я отказывалась от награды, например, когда я была в четвертом классе, во время праздника по случаю окончания учебного года я не взяла купон стоимостью сто франков на покупку в «Галери Лафайет». Помню, как я преодолела расстояние, отделявшее меня от сцены, – важно было дойти, не споткнувшись, с естественным и раскрепощенным видом, потом подняться на несколько ступенек, разумеется, поблагодарить директрису школы, – и в результате убедилась в том, что игра не стоила свеч.

Оказаться в центре внимания, пусть даже на мгновение, вытерпеть множество взглядов сразу было просто нереально.

В детстве и юности я отличалась большой робостью. Сколько я себя помню, это затруднение возникало прежде всего перед группой (то есть когда мне приходилось иметь дело больше чем с тремя или четырьмя людьми одновременно). В частности, дошкольная группа стала для меня первым выражением коллективной общности, никогда не прекращавшей пугать меня. До самого конца школы я была неспособна уснуть накануне чтения вслух выученного текста или доклада. Обойду молчанием уловки, к которым я долгое время прибегала, чтобы избежать любой необходимости выступать публично.

Зато с самого раннего возраста я, кажется, сумела обрести определенную легкость в общении один на один, с глазу на глаз, и истинную способность встретить Другого, едва он принимал форму личности, а не группы, и привязаться к нему. Куда бы я ни направлялась, где бы ни останавливалась, я всегда находила, с кем поиграть, поговорить, посмеяться, помечтать. Повсюду, где я бывала, я обзаводилась друзьями (подругами) и завязывала длительные отношения, как если бы очень рано осознала, что моя чувственная самозащита нуждается именно в этом. До тех пор, пока я не повстречала Л.

* * *

В ту субботу после Книжного салона я предполагала помчаться на вокзал и поехать за город к человеку, которого я любила, чтобы провести с ним вечер и следующий день. Франсуа, как почти каждые выходные, еще накануне отправился в Курсей.

С годами дом, который он как раз только что купил, когда мы познакомились, стал его убежищем, укрепленным лагерем. И когда по пятницам я вижу, как он переступает порог своего пристанища, мне вспоминаются беспроводные телефонные трубки, издающие короткий удовлетворенный «бип», когда их кладут на базу, если они разрядились. Люди, которые нас окружают, знают, до какой степени этот дом является фундаментом его равновесия и как редко он с ним расстается.

Франсуа ждал меня. Мы договорились, что я позвоню, когда сяду в пассажирский поезд, который останавливается повсюду, даже посреди чистого поля, в нескольких километрах от Курсея.

Когда состав метро остановился на станции «Монпарнас», я засомневалась. Разумеется, я поднялась с сиденья, однако не вышла из вагона. Я чувствовала себя чересчур озабоченной, чтобы уехать. Непригодной к общению. Инцидент в салоне резко обострил мою усталость, состояние напряженности, беспокойства, которого так опасался Франсуа, а уж этого мне никак нельзя было допустить. Я поехала дальше, в сторону одиннадцатого округа. Послала сообщение, чтобы предупредить, что еду домой и позвоню ему чуть позже.

Оказавшись в своем районе, я зашла в супермаркет. Мои дети проводили выходные у их отца, Франсуа был за городом. Во время поездки в метро вырисовалась перспектива спокойного вечера, вечера тишины и одиночества, а это именно то, в чем я нуждалась.

Я прогуливалась по отделам мини-маркета с красной пластиковой корзинкой, когда услышала, что кто-то окликнул меня. Позади оказалась Натали, радостная, немного удивленная. В течение года мы часто сталкиваемся в нашем супермаркете. Со временем эти случайные встречи превратились в некий повторяющийся розыгрыш, в котором каждому следовало всего лишь исполнить свою роль. Мы прыскали, обнимались: «Надо же, какая случайность, я никогда не хожу сюда в такое время». «Я тоже».