Читать книгу - "Счет по головам - Дэвид Марусек"

— Заткнись, Генри.

Ему ничего не грозило, пока он был отключен от сети, но в таком состоянии он даже на звонки не мог отвечать. Мы оба оказались пленниками в моей студии. Шеф безопасности Элинор взламывал защиту Генри миллион раз с тех пор, как мы с Эл познакомились. Эту броню я купил давным-давно — тогда она была последним криком, но с тех пор сильно устарела.

— Ее Кабинет — модель дипломат-класса, — сказал Генри. — Чего ты, собственно, ждал?

— Не хочу даже слышать об этом.

Поначалу вторжение было ненавязчивым, и Генри по своей неопытности его даже не замечал. Заметив, он повысил уровень защиты, но система Элинор просочилась сквозь нее, как вода. Тогда он начал изучать каждый прорыв, повышая свои знания и принимая все более эффективные контрмеры. Но атаки продолжали нарастать, и самооборона стала поглощать все внимание Генри.

— Почему ты мне не сказал?

— Говорил, Сэм. Несколько раз.

— Неправда. Ни единого раза не помню.

— В последнее время ты сделался довольно рассеянным. Вопрос был в том, сколько вреда они успели причинить — не мне, а ему. Я сомневался, что Элинор охотилась за моими личными записями, и в моем прошлом нашлось бы очень мало компрометирующего. Я как-никак художник, а не судья. Но если она как-то повредила Генри, это конец. Я приобрел его во времена клавиатур и приборов со стрелками. Все мои воспоминания, все труды моей жизни хранились в нем. Он, само собой, вел мою бухгалтерию, занимался налогами, договорами, юридическими вопросами. Следил за моим здоровьем, за домашним хозяйством, за инвестициями и т. д. и т. п. Со всеми этими функциями я бы еще как-то справился, а вот личностная капсула Генри была просто незаменимой. Я выращивал ее восемьдесят лет. Это был творческий инструмент, во много раз усиливающий мою собственную умственную деятельность. Он — Генри — угадывал мои мысли, работал с моими материалами, приспосабливал мои идеи к мировым художественным вкусам. Мы действовали как слаженная команда. Я научил его играть роль адвоката дьявола. Он снабжал меня творческими замыслами в режиме обратной связи.

— Кабинет не интересовали ни твое досье, ни моя личностная капсула. Ему просто требовалось постоянное подтверждение, что я все еще Генри и что никто другой меня не испортил.

— А просто спросить он не мог?

— Разве я сказал бы правду, будучи коррумпированным?

— И что же, ты коррумпирован?

— Разумеется, нет.

Я поежился при мысли о повторном вводе Генр

и в свой организм — вдруг он на кого-то шпионит?

— У тебя здесь есть полный дубль, правильно? — Да.

— И он предшествует нашему с Элинор знакомству?

— Да.

— И его печать не нарушена?

— Нет.

Но если Генри коррумпирован и говорит, что печать цела, откуда мне знать, так ли это? Мне эта печать — нет, я лучше помолчу. Китайская грамота.

— Печать можно проверить с любого домпьютера, — сказал он, читая меня, как всегда, — можно также стереть меня и восстановить. Это займет пару часов, но я тебе не советую.

— Не советуешь, значит? А почему?

— Потому что мы потеряем все, чему я научился после встречи с Элинор. Это не пустяк, Сэм. Я стал здорово затруднять атаки извне.

— И при этом не мог нормально функционировать.

— Так купи мне побольше пасты. По-настоящему много. Деньги у нас есть, так что подумай. Система Элинор агрессивна, стремится доминировать, всегда работает в кризисном режиме. Но ребята они хорошие. Научившись блокировать их, я буду лучше подготовлен к защите от плохих парней, которые скоро попытаются пробиться через тебя к Элинор.

— Ты упускаешь один существенный факт, Генри. Мы с Элинор больше не связаны. Я ее бросил.

— Понятно. Скажи, Сэм — сколько женщин у тебя было с тех пор, как я тебя знаю?

— Какого черта? Считал я их, что ли?

— Зато я считал. За 82,6 года нашего сотрудничества у тебя перебывало 343 женщины. А в твоем архиве до моей установки числится как минимум еще сто.

— Как скажешь.

— Ты сомневаешься в моей точности? Хочешь, чтобы я перечислил по именам?

— Нет. Что толку в именах, которых я все равно не помню. — Моя жизнь начинала мне казаться похожей на русский роман — слишком много персонажей и слишком мало автомобильных погонь.

— Я к тому и веду. Никто из них не оказывал на тебя такого действия, как Элинор Старк. Все твои биореакции просто зашкалило.

— Дело не в одной биологии, — сказал я, сознавая при этом, что он прав — или почти прав. Только с одной женщиной я испытал нечто похожее: с моей первой любовью Джин Шолеро, умершей сто двадцать пять лет назад. Все остальные были легкими волнами в теплом море женственности, но как объяснить это Генри?

Так и не придумав, как лучше проверить Генри, я решил изолировать его в контейнере. Снабдил домпьютер заставкой «Не беспокоить — художник творит» и поручил ему принимать сообщения. Я в самом деле пытался работать, но на ум ничего не шло. Большей частью я смотрел сетевики или расхаживал по студии, споря с Генри. Вечерами я загружал Генри в пояс — у меня завалялось в ящике несколько старых устройств, чьи функции позволяли мне прошвырнуться по барам. Привычных кабаков и старых знакомых я избегал.

В первом сообщении, присланном Эл на домпьютер, говорилось: «Рада за тебя. Позвони, как закончишь». Во втором: «Больше недели прошло — не иначе, это шедевр». В третьем: «Что стряслось? Ты определенно слишком чувствителен. Это смешно. Подай голос!»

Сейчас я расскажу тебе, что стряслось, подумал я и составил длинное гневное обвинительное послание — но был слишком зол, чтобы отправить его.

«Это из-за Генри, не так ли? — спрашивала она в четвертом письме. — Мой начальник охраны мне все рассказал. Не волнуйся: они контролируют всех, с кем я встречаюсь, ничего личного, и никаких поправок они не вносят. Приказ действует постоянно, и делается это в целях моей безопасности. Ты не представляешь, Сэм, сколько раз меня уже могли бы убить, если б не эта практика.

Но Генри я велела оставить в покое. Они предлагали поставить на его личностную капсулу аварийное реле — такие же встроены в мои собственные системы, — но я запретила. Руки прочь, и точка. Ну? Довольно с тебя?

Отзовись, Сэм. Дай хотя бы знать, что у тебя все в порядке. Я без тебя скучаю».

К тому времени я не нашел в личности Генри никаких посторонних примесей. Своего Генри я знал не хуже, чем он меня. Его мыслительный процесс был для меня как знакомый мотив, и за многие недели непрерывных разговоров он не сфальшивил ни разу.

Пятое письмо Эл прислала из постели, простыни которой не отвечали приличиям (мой дизайн). Ничего не говоря, глядя прямо в камеру, она села, позволив простыне соскользнуть ниже талии, и стала расчесывать волосы. Выше грудей у нее, как я обнаружил некоторое время назад, лежала целая россыпь веснушек.