Читать книгу - "Моя сестра Роза - Джастин Ларбалестьер"

Я больше не могу заснуть. В темноте – пусть и неполной, ведь за окнами Нью-Йорк, – я спускаюсь вниз завтракать. Салли уже на кухне, греет ладони о чашку с кофе.

– И ты тоже?

Я киваю, беру миску и ложку, готовлю себе завтрак. Салли уже нарезала фрукты. Я сажусь на барный стул напротив нее. На улице кто‐то орет, вдали слышны полицейские сирены. Странно, но эти звуки уже не кажутся мне громкими. Пора снова поговорить с Салли о Розе.

– Дэвид спит как младенец. Мне хотелось разбудить его вопросом, спит ли он. Он это ненавидит. Прости, что ты не унаследовал гены нормального сна.

Я хмыкаю, но не говорю Салли, что гены так не работают. Я думаю о тех генах, что достались от родоков и мне, и Розе. Но то, какие мы, зависит не только от генов. И слава богу. Лучше плохо спать, чем быть психопатом.

– Есть вещи похуже, – говорю я Салли. – Например, эти бананы.

– Мы найдем здесь нормальные бананы. Обещаю.

– Я переживаю из‐за Розы, – говорю я. – Я знаю, что тебе ее побег не кажется чем‐то из ряда вон.

– Я этого не говорила. Я сказала, что она вряд ли осознает, сколько опасностей ее подстерегало.

– Да, – говорю я, – но, по‐моему, она не понимает, почему ей нельзя делать все, что захочется. Я много читал об этом. Я думаю…

– А какой десятилетний ребенок это понимает?

– Я, например, понимал, – замечаю я. – В десять лет мне это было уже ясно. Но Роза не понимает, почему она должна следовать правилам. Ей все равно, поймают ее или нет. Ты знаешь других десятилетних детей, которые ведут себя так, как Роза?

– Знаю, и больше, чем ты думаешь, – отвечает Салли, но никого конкретно не называет. Никто из наших двоюродных братьев и сестер, ни один из детей ее друзей не похож на Розу. – Понятно, что она не обычный ребенок. Не каждый ребенок десяти лет разбирается в математическом анализе. Да, она не всегда адекватно ведет себя в общении с другими людьми. Но доктор Чу сказал, что она достигла больших успехов, что ее поведение нормально для детей ее возраста.

Доктор Чу не видел Розу уже несколько лет.

– Ей сейчас не два года. И не три, и не четыре. Ей десять.

– Я знаю, Че. Роза иначе видит мир. Мы всегда говорили вам обоим, что важно исследовать…

– Я не об этом говорю. Я говорю, что ей плевать на то, что подумаешь ты или кто‐то еще. Роза не считает, что может быть хоть в чем‐нибудь виноватой. Ее ничто не беспокоит. Нет, даже больше. Ничто не может ее обеспокоить. У нее нет эмпатии. Она такая же, как дядя Сол. Мне кажется, у нее антисоциальное расстройство личности.

– Что за ерунда.

– Это не ерунда.

– Не нужно кричать, Че.

Я не кричу, но кулаки у меня сжаты. Я расслабляю руки.

– Я понимаю, что она не обычный десятилетний ребенок. Мало кто в десять лет играет в шахматы, как она. Ты в свои десять лет тоже не был обычным ребенком, Че. Ты был помешан на насилии. Ты хотел все знать об оружии. Об оружии! Потом дедуля научил тебя драться, и ты захотел заняться кикбоксингом. Тебе всегда нравилось смотреть, как люди дерутся…

Я все это уже слышал.

– Это не одно и то же. Я никогда никому не вредил.

– В отличие от твоего отца в молодости. Но он научился контролировать свою тягу к насилию. Меня пугает, как сильно ты увлечен боксом.

– Я не Дэвид. Я не люблю насилие. Я никогда не дрался.

– Да, но ты хочешь драться.

– На боксерском ринге. В контролируемой ситуации. В защитной экипировке. Почему мы вообще говорим обо мне? Проблема не во мне, а в Розе.

Салли сжимает губы и делает глубокий вдох.

– Я знаю, что ты за нее переживаешь. Вы с ней очень близки. Но тебе придется принять, что она не такая, как ты. Ты всегда был чувствительным.

– Для головореза, повернутого на насилии?

– Я никогда не называла тебя головорезом, Че. Ты не головорез. Но в тебе есть что‐то, что…

– Так я чувствительный? Или головорез?

– Ты не головорез. Ты всегда переживаешь за других. Клянусь, в свои десять ты вел себя как тридцатилетний. Ты был ответственным. Совсем не эгоистичным. Роза не такая. Но и большинство десятилетних детей не такие. Большинство десятилетних детей эгоистичны. Думаешь, я не хочу, чтобы она была менее эгоистичной и более чувствительной? Хочу, конечно. Иногда я хочу, чтобы ты был менее чувствительным. Тебя так легко ранить, Че.

Не уверен, что знаю того Че, о котором она сейчас говорит.

Я бегу вдоль Ист-Ривер. Не ожидал, что тут будет так много бегунов. Солнце еще не взошло, но они уже здесь: заткнули уши наушниками, никого не видят, да что там, даже не кивают друг другу. Я на миг представляю, что где‐то среди них Лейлани, но она не показалась мне человеком, способным рано встать ради пробежки.

В предрассветных сумерках река похожа на нефтяной разлив. Я представляю себе населяющую ее подводную мегафауну, все эти жуткие заостренные зубы, когти, ядовитые усики. Такие существа точно пришлись бы Розе по душе. Я не жесток. Я бегу, отталкиваясь от земли в такт этим словам. Я-не-жес-ток. Я-не-жес-ток. Я-не-жес-ток.

Как Салли может сравнивать меня с Розой? Мы совершенно разные! Я-не-жес-ток. Я-не-жес-ток. Я-не-жес-ток. Я не такой, как Роза. Я не такой, как дядя Сол. Он не знаком с эмпатией, весьма приблизительно представляет себе, что такое самоконтроль, он навязчиво ищет острых ощущений, бесконечно меняет подружек и жен, обожает роскошные тачки и всегда превышает скорость. Он умеет управлять вертолетом и прыгает с парашютом. Подозреваю, что это далеко не все и что я не знаю худшего. Дядя Сол набрал бы много баллов в тесте на психопатию.

Я подозреваю, что и дедуля тоже такой, как Роза. Дедуля по‐настоящему жесток. Ну или, по крайней мере, раньше был. Орет он до сих пор, а раньше, пока Дэвид и Сол не выросли достаточно, чтобы дать ему отпор, он их бил. Когда дедуля был помоложе, он заводил романы. Делал все что хотел. Салли говорит: то, что Дэвид не такой, как его отец, – настоящее чудо. А я думаю, что стать точной копией дедули – задача для Сола. Психопатия может передаваться по наследству. Конечно, помимо ДНК, влияет еще и окружение. Но их влияние сложно разделить.