Читать книгу - "Отряд - Крейг Дэвидсон"

– Участвовал. Мама рассказывала мне про защитную реакцию, – может, все дело в ней. Знаешь, когда дела идут плохо, мы изо всех сил стараемся их исправить. Или просто отвлечься. Как думаешь, Макс, это была она?

– Нас занесло, Ньют. Вот и все.

Прошлым летом Максу пришлось делить дом с семейством буревестников – более стремительной версией тупиков. Они заселяли выходившие на Атлантику утесы, но из-за демографического взрыва начали устраивать гнезда в домах Норд-Пойнта. Буревестники отдирали гипсокартон от стен и выдергивали утеплитель вместе с розовой изоляцией, чтобы освободить место для себя.

Птичье семейство соорудило такое гнездо над окном спальни Макса. Утром он выглядывал и видел, как папаша-буревестник высовывал голову из дыры, которую пробил в фасаде дома, и, оглянувшись по сторонам, отправлялся на охоту.

Однако на отца Макса все это не произвело впечатления. Утеплитель и яркие лоскуты изоляции устилали газон. Из-за птиц рухнет стоимость дома при перепродаже, считал отец. И это несмотря на то, что он прожил в Норд-Пойнте всю жизнь и умер бы, скорее всего, здесь же. Отец поехал в «Инструменты для дома» и вернулся с баллоном строительной пены. Затем вскарабкался по стремянке к гнезду, разогнал птиц, сунул насадку в дыру и принялся закачивать герметик, пока тот не вздулся и не затвердел, превратившись в одутловатую корку. Вниз отец спустился с самодовольной улыбкой.

Но на следующий день буревестники вернулись. Похожими на серпы клювами они рвали герметик на куски. Теперь газон покрылся и утеплителем, и изоляцией, и герметиком. Отец Макса повторил процедуру, полагая, что птицы уступят. Но буревестники – родственники почтовых голубей, они всегда возвращаются. «Надо бы их перестрелять», – ворчал отец, хотя никогда бы так не поступил.

И все же он разозлился – им овладел тот особый гнев, который вызывает у человека упрямство природы. Снова съездив в «Инструменты для дома», отец вернулся с очередным баллоном пены и несколькими футами сверхпрочной сетки из проволоки. Ножницами по металлу он вырезал круги примерно того же размера, что и дыра в стене, а затем, взобравшись на стремянку, соорудил что-то вроде слоеного пирога: слой герметика, потом проволока, герметик, проволока, герметик, проволока. «Ладно, птички, – сказал он, – как вам такое?»

На следующий день, вернувшись из школы, Макс нашел в кустах мертвого буревестника. Папашу семейства – это было видно по темному оперению хвоста. Птица лежала, вывернув шею под жутким углом. Клюв сломан – оторван наполовину. Глаза мутно-серые, точно оловянные. Вокруг бардак – клочья герметика по всей лужайке. Но дело рук отца Макса держалось крепко. Папаша-буревестник, наверное, сломал себе шею. Неужели он так расстроился, так обезумел, что кидался на преграду, пока не убил себя?

Когда отец Макса увидел мертвую птицу, то сжал зубы, несколько раз быстро моргнул, а затем тихо произнес: «Я просто хотел, чтобы они нашли себе другое место».

Среди ночи Макса разбудил какой-то писк. Звук шел из стены. Макс отправился в комнату родителей и растолкал отца. Тот протер глаза и последовал за сыном в спальню. А стоило ему услышать те самые звуки, лицо его приняло странное выражение.

В три часа ночи отец вскарабкался на стремянку. Полы его домашнего халата развевались на соленом ветру. Отверткой и тисками отец выдирал герметик и проволочную сетку с таким бешенством, что едва не рухнул вниз. А к тому времени, как закончил, писк прекратился. Отец сунул руку глубоко в дыру, в небольшую полость, о существовании которой и не подозревал. Все найденное там он с величайшим благоговением рассовал по карманам халата.

В кухне, с побелевшим от потрясения лицом, он разложил на столе свои находки: птичку-маму и двух птенцов. У мамы было сломано крыло. Малыши были крохотными, серо-голубыми и все еще липкими от клейкой жидкости из яичной скорлупы. Все трое не подавали признаков жизни.

«Я не знал, – только и смог сказать отец Макса. – Если бы знал, то никогда бы… Меня занесло».

Макс подумал об этом сейчас, связывая тот случай с тем, как они поступили со скаут-мастером Тимом.

Они просто увлеклись, вот и все. Такое случалось и со взрослыми. Когда ты зол, разочарован и напуган, увлечься очень легко.

– Я никогда раньше не видел мертвых людей, – сказал Ньютон. – У меня хомяк умер. Йода. Выбрался из клетки, застрял в раздвижной двери шкафа и сломал себе шею. Всего лишь хомячок, но он был моим другом и умер у меня на руках. Шея у него как-то странно висела. Я не мог перестать плакать. – Ньютон потер запястьем глаза и глубоко вздохнул. – Мы похоронили его в коробке из-под обуви на заднем дворе. Я сделал крест из палочек от эскимо. Немного тупо. Чёрт. Не говори другим парням, ладно? Они снова начнут надо мной насмехаться.

Отец Макса тоже похоронил птиц в коробке из-под обуви, выложив ее роскошным бархатом для гробов.

– Это не тупо, Ньют. По-моему, ты все правильно сделал.

– Да? – Ньют улыбнулся, но затем его лицо постепенно помрачнело. – Как думаешь, может, выпустить скаут-мастера?

– Только Кент знает код замка.

Мальчишки, прищурившись, смотрели на крохотные огоньки родного острова. Их оказалось больше, чем обычно. Маленькие пятнышки света сновали взад и вперед, словно фосфоресцирующие муравьи, выползающие из неонового муравейника. Макса охватило чувство покоя. Даже скорее дзеновского терпения, словно тело собирало оставшиеся силы, будто заранее зная, что в ближайшее время ему понадобится каждая их унция. Макс мельком подумал, что именно так ощущают себя люди на войне. И еще более мимолетно он подумал о своих родителях. Они, наверное, спали и не имели ни малейшего представления о том, что происходит.

– Ты правда думаешь, что лодка придет?

– Заткнись, Ньют. Пожалуйста.