Читать книгу - "Возраст гусеницы - Татьяна Русуберг"

Нет, про девушку я зря. Кто на такого урода позарится-то? Разве что крокодил какой. Так лучше я буду и дальше с правой рукой дружить. Все равно мамина идея поселить в ее комнату каких-то там детей мне совсем не нравилась.

Я представил себя лет через десять: на диване перед теликом с банкой дешевого пива, в майке-алкоголичке, прикрывающей растущее пузо, и с рукой, сунутой под резинку треников. А на экране — порно с сисястыми блондинками.

От этой картины захотелось взвыть по-волчьи.

Ну уж нет. Придется идти до конца, потому что другого шанса уже не будет. Я что, тряпка — сдаваться после первой же неудачи? С чего я вообще рассчитывал, что в справочник загляну и он мне сразу адреса всех родственников выдаст? Люди вон годами родню свою ищут, даже передачу про это показывали, «Найди меня» вроде называется. А я-то в поисках всего второй день, и вот уже — раскис, как девчонка, хрен знает в какой дыре. Слизняк! Чмо бесхребетное! Размазня!

Я откинул голову назад и резко опустил ее на руль. Перед глазами взорвались фейерверки, и слезы наконец брызнули — чисто рефлекторно, от боли. Шипя, я потер горячо пульсирующий лоб. Под пальцами ощущалась быстро набухающая припухлость. Я включил свет в салоне и развернул на себя зеркало заднего вида. Лоб перечеркнула красно-синяя полоса, в центре которой выступили бисеринки крови — кожа все-таки лопнула. Хреновая, кстати, намечается тенденция. Когда мне плохо, я либо что-то крушу вокруг себя, либо… Я пощупал шишку на лбу, размазав темные капельки, и сморщился. М-да. А у меня только-только костяшки зажили, корочки еще остались. Это прямо «Бойцовский клуб» какой-то. Так я скоро себя по морде лупить начну, как Нортон-Дёрден.

Эта мысль меня как-то отрезвила. Я вспомнил, что в бардачке есть бумажные носовые платки — лоб вытереть. Полез за ними и наткнулся на блеснувшую в свете салонной лампы пластиковую карту. Студенческий Марии! Точно, я сунул его в бардачок, потому что боялся, что в кармане штанов карта сломается или погнется. Девчонка укоризненно смотрела на меня с фотографии, слегка надув губы. А ведь я мог бы сделать доброе дело. Закончить хорошо этот гребаный день. Обрадовать человека, вернув студенческий.

Я убедился, что шишка больше не кровит, сунул карточку обратно в бардачок и решительно завел мотор. Допустим, Мария пошла в бассейн — ноги там или не ноги. Может, у нее тренировка. Или она там встречалась с подружками. Да какая разница! По моему опыту походов в бассейн с классом, девчонки одеваются-раздеваются минимум минут тридцать. Накинем еще час на поплавать. Я глянул на цифры в телефоне. Выходило, если потороплюсь, то успею встретить ее у бассейна и вернуть карту. Оставалось только вспомнить, как туда доехать.

Зрительная память у меня была неплохая, поэтому я решил вернуться в центр, ориентируясь по указателям, добраться до ТЦ, у которого все произошло, а оттуда уже следовать маршрутом, который мне показала Мария. Так я и сделал. Поплутал, конечно, немного, но в итоге выехал к зданию с пирамидой на крыше, хоть и с другой стороны. К моему разочарованию, бассейн уже закрылся. Парковка опустела, здание было темным — только за стеклом мягко фосфоресцировала вода, подсвеченная встроенными в стенки чаши лампами.

Я настолько устал и выдохся, что решил заночевать прямо там — на парковке. Сил не было думать о чем-то, искать местечко поукромнее. Сообразил только поставить будильник в телефоне на семь. Вряд ли бассейн откроется раньше.

Я заполз в спальный мешок, скрючился в позе креветки — места в багажнике не хватало, чтобы лежать во весь рост. Даже вой полицейской сирены на фоне неутихающего городского шума не помешал мне провалиться в сон.

Я снова оказался в том доме. Сразу его узнал, хотя на этот раз не сидел у подножья лестницы, а смотрел на нее сверху, сквозь перила второго этажа. Я чувствовал под ладонями гладкость полированного дерева, коленями ощущал шероховатость коврового ворса. Рядом поблескивали рассыпанные повсюду в беспорядке камушки. Валялась открытая голубая коробка с монстром на крышке.

И все же на этот раз я видел знакомую сцену в другой перспективе. Внизу, на полу прямо подо мной, лежала Мария. Лежала лицом кверху, закрыв глаза и раскинув руки, будто собиралась сделать снежного ангела. Светлые дреды рассыпались вокруг головы, образуя сияющий в беглом солнечном луче нимб. Браслет на запястье порвался. Разноцветные стеклянные бусины раскатились по полу, образуя спиралевидный узор, так что казалось, девушка лежит в центре странного лабиринта. Из-под тела медленно растекалась темно-красная, почти черная жидкость. Словно приливная волна, она поглощала бусину за бусиной, виток за витком спирали, пока не коснулась стен. Тогда глаза на бледном лице Марии распахнулись, и она закричала.

Меня разбудил собственный вопль. Я забыл, что сплю в спальнике, и забился, извиваясь и стукаясь о стенки багажника, — казалось, меня связали по рукам и ногам. Потом, конечно, очухался, обливаясь потом, хотя машина за ночь остыла и в салоне установилась температура холодильника. Стекла в машине запотели от дыхания, но сквозь туманную муть проникал утренний свет. Будильник еще не звонил. Я кое-как выпутался из спальника, накинул куртку и выполз наружу, глотнуть свежего воздуха.

Небо надо головой очистилось, только легкая вата облаков переливалась перламутрово-розовым и сиреневым в лучах поднимающегося над крышами домов солнца. Одно из облаков формой напоминало динозавра — такого, с воротником вокруг шеи. Как они там называются?

— Ты что, меня сталкеришь?

Я аж на месте подскочил и чуть не описался — переполненный мочевой пузырь уже какое-то время напоминал о себе. Развернулся и наткнулся на яростно-синие глаза девчонки с дредами. Сейчас, в утреннем свете, я смог как следует ее рассмотреть, и от увиденного у меня захватило дух. Ее волосы были не просто светлыми, а почти белыми. Белыми были и сердито нахмуренные брови, и ресницы, наверное, тоже — просто она их красила. Немного пухлые аккуратные губы сурово поджались, глаза с приподнятыми внешними уголками прищурились, высокие скулы мазнул гневный румянец. Она злилась на меня, наверное, принимая за извращенца. А я и чувствовал себя извращенцем, потому что пялился на нее во все глаза, зная, что у меня встал и что это не просто обычная утренняя «неприятность», как однажды назвала эрекцию мама.

— Нет, ты не просто псих, ты еще и тупой псих, —