Читать книгу - "Самая страшная книга, 2014–2025 - Ирина Владимировна Скидневская"

можно сказать, академической. И носик, губки – чудесная девочка.

Я захлопнул дневник. Проанализировал свое состояние и по степени возбуждения убедился, что яркость воспоминаний уменьшилась. А значит, пора готовиться к свадьбе.

Шафер

Безжалостное весеннее солнце пробивалось сквозь шторы и лупило в глаза. Митя поерзал на скамье, пытаясь спрятаться от яркого света.

Ручка выскользнула из пальцев, скатилась под стол. Надо поднять. Всего-навсего нагнуться, захватить в горсть, сжать в кулак. Простое действие, элементарное. И почти невозможное, когда тело тебе непослушно. Мозг велит «нагнись», а тело отвечает дрыганьем левой ноги. Левой ногой ручку не поднимешь.

Рядом усердно скрипел «паркером» Леха, восемьдесят кило мышечной массы на двести граммов мозгов. Включая костный. Неужели лекцию конспектирует? Митя вытянул шею, заглянул в тетрадь. Так и есть, конспектирует. Лекцию. И иллюстрирует. Сиськами небывалого размера. Что ж, немудрено – Стрекозел битый час уже бубнит про половые преступления:

– Различают два вида «способствующего поведения». Первый – «необоснованное доверие». При нем потерпевшая соглашается уединиться с малознакомым человеком с целью, например, распития спиртных напитков. Второй вид – «оплошность». А именно – неосторожность, поспешность, демонстрация доступности.

Митя усмехнулся. Концептуально. Доверчивая, склонная к употреблению спиртных напитков девушка неосторожно поспешила, и вот вам результат – ее изнасиловали.

Машка Алферьева с переднего ряда мотнула шевелюрой, от ее заколки шарахнуло брызгами света по глазам. Голова отозвалась взрывом боли. Сучка! Принцесска. Недотрога. Сегодня, входя в аудиторию, Митя нечаянно задел ее. «Убери руки, козел!» – «Куда я их уберу?» – «А хоть в анус себе засунь». Милая барышня, будущее современной интеллигенции. Папа генерал, мама генеральша, домашнее воспитание, гувернантка-француженка.

Нет, себе в анус неинтересно. Вот тебе, лапочка, я бы засунул. И не только в анус. И не только руки.

От этой мысли Митя развеселился. Привычно заработало воображение. Начнем с места действия. Где это будет? Дома? Нехорошо, банально. На улице? В парке? О! В бытовке. На матраце.

Митя представил матрац, старый, вонючий, в желтых потеках от былых вожделений. На матраце, разметав золотистые пряди, лежит Машка Алферьева, голая. У нее обязательно должны быть гладкие подмышки и подбритый лобок. Не совсем, а так, чтобы осталась завлекательная полоска посередине. Значит, лежит Машка, слегка раздвинув ножки, так что все-все видно, руки вяло свисают с края матраца, и вот мы ее сейчас…

– Запишите задание для семинара.

Митя вздрогнул и очнулся, вытер о брюки потные ладони. Гад этот Стрекозел, весь кайф обломал. Ну ничего, не в первый раз.

С ним так бывало. Внезапно представлялась женщина и процесс соития с ней, в подробностях. Безжалостный, с насилием, с пытками. Митя настолько реально представлял все действие, что не только видел своих женщин воочию, но и знал их по именам. Он вел дневник. Пригодится. Когда-нибудь он напишет мемуары и продаст за бешеные деньги.

Воображаемые сцены были единственной отдушиной в убогой, несложившейся Митиной жизни. Только они давали ему, калеке, возможность свысока, снисходительно смотреть на мир здоровых жизнерадостных недоумков.

Невеста

Было немало вина, еще больше музыки, очень много выпендрежа и совсем уж баснословное количество похоти. Поначалу мне это нравилось. Нравились пошловатые Витькины анекдоты и его жаркое дыхание на щеке, пока мы изображали нечто, похожее на медленный танец. И явно ощутимое возбуждение, когда он прижимался ко мне бедром. Даже примитив Леха, в перерывах между рюмками взахлеб выдающий истории, как, где и с кем он нажрался, казался не придурковатым кобелем, а забавным добрым парнем, этакой неуклюжей и нескладной жертвой неблаговидных обстоятельств.

– С Жекой, – басил Леха, в один глоток опорожняя из горла бутылку «Балтики». – Взяли на двоих три пузыря, прикинь, Светик. И погребли в парк.

– Неужели все три бутылки выпили? – ахнула с неподдельным интересом Светка с сиськами.

– Два пузыря точно съели, – Леха основательно рыгнул и утер рот рукавом. – Два помню. А вот третий… Что начали – помню, а дальше – мгм-хрр… – Леха вновь рыгнул.

– Дальше неизвестно, – перевел Витька. – Дальше все покрыто мракобесием. Пойдем потанцуем, Маш.

– Не хочу. Надоело, – настроение у меня отчего-то поползло вниз.

– Ладно. Давай тогда споем, – Витька сноровисто расчехлил гитару, взял пару аккордов и подкрутил колки. – Что желаете?

– Пой что хочешь.

– Частушку сбацай, – Леха по-хозяйски облапил Светку.

– Как прикажете, – Витька перебрал струны. – Девки по лесу гуляли, маньяка в лесу искали. Маньяка Василия для сексу и насилия.

Светка заржала. Смачно икнул, прежде чем присоединиться к реготанию, Леха. Витька, как подобает признанному таланту, лишь наградил аудиторию снисходительной улыбкой. Я почувствовала явный позыв к тошноте.

Не прекращая гогота, Леха поднялся, потянул за руку Светку и постановил:

– Мы в койку.

– Давайте, – Витька отложил гитару и задумчиво проводил взглядом удаляющуюся пару. – Животные, – сказал он, – выпить, пожрать-поржать и совокупиться, что еще надо…

– Скажи мне, кто твой друг, – насмешливо обронила я.

– Да какой друг? Так, приятель, мы и в школе учились вместе. Бугаина здоровенный. Его весь двор боялся.

– Понятно, – я встала. – А ты, значит, пользовался его покровительством. Я пойду, Витя. Вызови мне такси.

– Подожди, – Витька тоже встал. – Маша, давай поговорим.

Он был очень хорош и походил на артиста Домогарова в молодости. Мужественное, породистое лицо. Чувственные губы, выразительные карие глаза, спортивная фигура…

Я вздохнула:

– О чем мы будем говорить?

– О нас с тобой, – Витька приблизился и положил мне руки на плечи. – Для кого ты себя бережешь?

– Кто тебе сказал, что берегу? Пусти. Да пусти же!

– Нет уж. Скажу все, что думаю, потом отпущу. Не бережешь, значит? Можно вопрос: ты что, девственница?

– Не твое дело, – я попыталась вырваться, но Витька держал крепко.

– Нет, мое. Ты динамишь меня уже больше месяца. Не даешь, я скоро от спермотоксикоза загнусь.

– Обратись к врачу. А лучше, – я кивнула на дверь спальни, – присоединяйся. Ее вполне хватит на двоих.

– Перестань меня оскорблять. Думаешь, не знаю, чего ты добиваешься?

– Чего же? – Мне стало вдруг интересно.

– Так замуж не выходят, девочка. Этот трюк работает на инфантильных прыщавых недоносках. Со мной он попросту не пройдет.

– Кретин! Ты думаешь, я мечтаю за тебя замуж?

– А то нет? В двадцать лет корчить из себя целку, ради чего же еще?

– А ну отпусти! Отпусти, я сказала! – Я почувствовала, что сейчас разревусь.

– Никуда ты не пойдешь, – Витькино мужественное, породистое лицо исказилось и стало жестоким. – Хватит, надоело. А ну пошли!

– Витя, прекрати, – я попыталась взять себя в руки. – Пожалуйста. Я не хочу.

– Не хочешь?! Так захочешь, – он внезапно грубо рванул меня за предплечье. С треском разорвалась шелковая кофточка, я вскрикнула от неожиданности. В следующую секунду он притянул меня к себе и, удерживая одной рукой, другой стиснул грудь.

– Дрянь! – Я наотмашь хлестнула его по лицу.

Витька рванул на мне лифчик.

– Сучка…

Что было сил я ударила его коленкой в пах, и он, задохнувшись болью, отпрянул.

Я кинулась в прихожую, сорвала с вешалки пальто и метнулась к входной двери.

– Маша, подожди! – истошно заорал из гостиной Витька. – Маша!..

Я справилась с замком, вылетела на лестницу и с грохотом захлопнула за собой дверь. Через минуту, на ходу застегивая непослушными пальцами пуговицы пальто, я уже бежала по пустынному переулку к метро.

Сумочка с деньгами и документами осталась в покинутой квартире, мелочи в кармане едва хватило на проезд. Уже за полночь, а мне еще пилить через всю Москву. Было горько, противно и мерзостно.

До Свиблово я добралась во втором часу ночи.

Предстояло еще пробраться через недостроенный рыночек, поганенькое местечко, где то ли крысы стаями атакуют бродячих собак, то ли наоборот. Темно, погано, слякотно, не говоря об амбре. Надо же было назвать это место улицей Амундсена. Полярник от омерзения бы загнулся, окажись он здесь на секундочку.

И посередине всей этой роскоши – я. Образец виктимного поведения. Пока еще живая иллюстрация к лекции Стрекозла.

Палатки стояли в два ряда сплошными черными стенами, лишь в одной теплился огонек света. Почему-то этот свет пугал больше, чем темнота.

Я увидела человеческую фигуру, когда уже почти преодолела рыночек. Смутная тень метнулась передо мной в неверном свете чудом уцелевшего фонаря, на секунду застыла и шарахнулась прочь. Я тоже шарахнулась, меня враз пробил озноб, сердце зашлось от испуга. Я постояла на месте, пытаясь его преодолеть и унять дрожь. Затем робко двинулась вперед. До конца огораживающего рыночек забора оставалось не больше десяти шагов, когда тень появилась вновь. Я едва не закричала от страха, когда она материализовалась в человеческую фигуру. В следующий момент фигура шагнула