Читать книгу - "Все Здесь Хорошие Люди - Эшли Флоуерс"

Однако двое других оказались куда более неуловимыми. Джейса нигде не было в Интернете, а Марго никак не могла понять, как связаться с Билли, чей двор теперь представлял собой закрытое место преступления и который, по словам Люка, стал очень замкнутым после смерти Крисси десять лет назад. Но в тот вечер, когда она готовила жаркое на ужин для них с Люком, в ее голове всплыли слова дяди. Билли теперь редко видится со многими людьми. Но я думаю, что он все еще ходит в церковь.

Поэтому на следующее утро Марго покопалась в беспорядке одежды, которую ей еще предстояло распаковать из чемодана, и собрала самый красивый наряд, какой только смогла: серую юбку, белую футболку, которую она заправила в нее, и пару кожаных сандалий. Она вставила в уши маленькие золотые колечки, накрасила ресницы тушью и на этом закончила. По крайней мере, она надеялась, что люди смогут заметить, что она постаралась.

"Ты хорошо выглядишь", — сказал Люк, когда она вышла из своей комнаты. Он сидел за кухонным столом с чашкой кофе и книгой кроссвордов.

Марго усмехнулась. "Я иду в церковь. Хочешь пойти со мной?"

Глаза Люка расширились от удивления, затем он со смехом откинул голову назад. Через мгновение он перевел дыхание, вытер пальцем оба глаза, затем посмотрел на нее. "Подожди. Ты серьезно?"

Марго рассмеялась. "Я тоже ухожу пораньше, чтобы купить пирог у бабушки. Я пытаюсь уговорить Билли Джейкобса поговорить со мной".

"А, понятно", — сказал он, сделав глоток кофе. "У тебя хорошие журналистские…" Он замешкался, подыскивая подходящее слово, затем закончил словом "честность", которое, как догадалась Марго, обозначало инстинкты. "Я полагаю, это для работы?"

Марго посмотрела вниз, делая вид, что поправляет талию юбки. "Да". Ей казалось, что за последние несколько дней она солгала Люку больше, чем за всю свою жизнь, но когда Пит сказал ей в участке, что никогда не находил ее дядю бродящим по улицам до двух дней назад, Марго поняла, что внезапное ухудшение состояния Люка, вероятно, произошло из-за нее. В течение нескольких месяцев он жил в одиночестве, без помощи, но и без провокаций. С тех пор как она переехала к нему, он только и говорил, что об исчезновении одной маленькой девочки и убийстве другой.

Ей нужно было помнить, что сейчас он более чувствителен, более непостоянен. Ей нужно было прекратить говорить о нераскрытых преступлениях, и уж точно не нужно было говорить ему, что ее уволили. "Это для статьи, над которой я работаю", — сказала она. "Так что пожелай мне удачи".

"Тебе не нужна удача, малыш", — сказал Люк, подмигнув. "У тебя талант на все времена".

—

Марго вышла через двойные двери церкви на яркое, слепящее солнце. Приглушенные звуки завершающих гимнов органа раздавались позади нее, когда она яростно моргала, пытаясь заставить глаза адаптироваться. Когда зрение окончательно прояснилось, она увидела удаляющуюся фигуру Билли Джейкобса, который быстро шел по тротуару, засунув руки в карманы брюк и склонив голову.

Марго приехала в церковь за десять минут до начала службы и удивилась, увидев, как много людей она знает. Она заметила почти всех, с кем разговаривала в " Shorty's", кроме Линды, которая, несомненно, работала, а также нескольких старых друзей ее родителей и одного из ее бывших учителей начальной школы, которые приветствовали ее яркими улыбками и острыми, любопытными глазами. Но Билли приехал лишь за несколько минут до начала службы, после того как она и остальные прихожане уже расселись по скамьям. После, когда зазвучал орган, когда дамы начали накидывать сумочки на плечи и ловить взгляды своих подруг, Марго наблюдала, как Билли встал и тихо выскользнул за дверь. Она последовала за ним.

"Мистер Джейкобс!" позвала Марго, торопливо спускаясь по лестнице на тротуар. Но Билли продолжал быстро идти в противоположном направлении. "Мистер Джейкобс! Билли!"

Наконец, он остановился, замешкался на мгновение, затем повернулся.

Марго быстро пошла догонять его. "Привет, я Мар…"

"Я знаю, кто ты", — сказал он не без злобы. "Ты — девушка Дэвиса".

Она улыбнулась. "Это правда. Я выросла через дорогу от вас. Я дружила с Януарией". Его глаза смягчились при имени его дочери. "Теперь я репортер", — продолжила Марго, и только после того, как она это сказала, она поняла, что это уже технически неправда. "Я бы с удовольствием поговорила, если у вас есть минутка".

Но при слове "репортер" выражение его лица снова стало замкнутым. "Я ничего не знаю о том сообщении на моем сарае. Я даже не находил его. Это сделал один из моих сотрудников".

"Ничего страшного. Я также изучаю дело Натали Кларк, пытаюсь выяснить, есть ли какая-нибудь связь между ее и делом Януарии".

"Натали Кларк…"

Это имя, казалось, мало что значило для него, но Марго знала, что он слышал его, потому что пропавшая девушка была темой утренней проповеди. Пастор использовал ее исчезновение как возможность поговорить о вере в трудные времена и о неисповедимости Божьих путей. Марго не обращала на это внимания, сидя на заднем сиденье, ее взгляд метался по головам прихожан, гадая, не сидит ли внутри кого-нибудь из них мозг похитителя, убийцы.

"Я бы хотел помочь, — сказал Билли, — но я ничего не знаю о Натали Кларк".

"Нет, я и не ожидала от вас этого. Но если бы вы захотели поговорить о деле Януарии, это помогло бы мне понять, есть ли между ними какая-то связь".

Билли засунул руки поглубже в карманы и прищурился через плечо Марго, словно надеясь найти кого-то, кто отвлек бы его от разговора. "Послушай, Марго, я не хочу тебя обидеть, но в прошлом у меня был не самый лучший опыт общения с репортерами. Ничего личного, но я просто не думаю, что мне стоит с ним разговаривать".

Марго кивнула. "Я понимаю. Но те репортеры тогда — они не знали ни тебя, ни твою семью. Они пытались продать историю". Она сделала паузу. "Я знала Януарию. Я помню, как играла у тебя во дворе, как перекусывала на твоей кухне. Я не пытаюсь ничего накрутить, обещаю. Я просто хочу понять, что случилось с моим другом".

Возможно, было бы неправильно использовать это как рычаг давления, но все, что она сказала, было правдой. И хотя она знала, что Билли, вероятно, никогда не было легче нести тяжесть смерти Януария, и что переживать ее снова было бы больно, в деле двадцатипятилетней