Читать книгу - "Последняя теория Эйнштейна - Марк Альперт"

— Боже мой, — прошептала она. — Кто же напал на это здание? Террористы?

— Не знаю, я этих людей не видел. Видел только убитых агентов ФБР. Но ручаюсь, что это те же люди, что убили Кляйнмана, Буше и Мак-Дональда.

— Откуда ты знаешь? Может быть, их убили фэбээровцы. Такое впечатление, что и те и другие ищут одно и то же.

Он покачал головой:

— Нет, ФБР задержало бы их для допроса. Я думаю, случилось вот что: террористы узнали о единой теории первыми. Может быть, Кляйнман, или Буше, или Мак-Дональд где-то как-то проговорились, и террористы стали их преследовать, пытками вытягивая из них информацию. Но когда они стали погибать, американские спецслужбы сообразили, очевидно, что здесь что-то не так. Вот почему агенты ФБР появились в больнице так быстро. Скорее всего Кляйнман был у них под наблюдением.

Дэвид, увлекшись, говорил все громче, и последние слова отдались от стен эхом. Поймав себя на этом, он посмотрел на Монику, ожидая ее реакции. На ее лице уже не было скепсиса, но все-таки он ее не убедил. Она отпустила его плечо и снова посмотрела на экран, где выплыла заставка — вращающееся многообразие Калаби-Яу.

— Не сходится, — сказала она. — Может быть, ты прав насчет этих смертей, может быть, террористы преследовали Кляйнмана и тех двоих из-за их участия в каком-то секретном проекте. Но что этот проект — единая теория поля, которую десятилетиями скрывали ассистенты Эйнштейна, я поверить не могу. Это уж совсем ни с чем не сообразно.

Он снова кивнул — можно было понять ее недоверие. Тут не просто было предпочтение квантовой теории — классической, на кону стояла работа всей ее жизни. Дэвид подумал, что все достижения Моники и ее коллег, все эти нелегко давшиеся шаги вперед, тяжелым трудом обретенные наития и блестящие формулировки оказываются ничего не стоящими. Ученый, который умер еще до их рождения, уже получил главный приз — Теорию Всего. И такую возможность принять было бы, мягко говоря, трудновато.

Он отвернулся от Моники, думая, как же ее убедить. Да, у него было экстраординарное утверждение, а вот экстраординарного доказательства не было. И даже ординарных не густо.

Но пока Дэвид тупо смотрел на пустые стены кухни, у него возникла мысль. Не слишком приятная, по правде говоря, и даже настолько противная, что сердце стукнуло о грудину. Но это было нечто вроде доказательства.

— Оглянись, — сказал он, оборачиваясь к Монике и показывая на стены и шкафы. — Посмотри на эту кухню. Ни разбитой мебели, ни надписей. Даже свастики ни одной.

Она уставилась на него, не понимая:

— И что?

— С чего бы это шайка нью-джерсийских скинхедов разнесла весь дом, кроме кухни? Не кажется ли это несколько странным?

— А какое это имеет отношение…

— Это были не скинхеды, Моника. Кто-то перевернул здесь все вверх дном, разыскивая записные книжки Эйнштейна. Искали под половицами и копали на заднем дворе, тыкали в штукатурку, разыскивая тайники в стенах. А свастики нарисовали, чтобы выдать это за хулиганство. Кухню не тронули, потому что ее пристроили через много лет после смерти Эйнштейна и ничего здесь спрятать он просто не мог. По той же причине не тронули и твою мебель.

Моника поднесла руку к лицу, тонкие длинные пальцы коснулись губ.

— Если строить догадки, — продолжал Дэвид, — я бы предположил, что это работа ФБР. Террористы не стали бы ждать, пока ты уедешь на уик-энд, они просто убили бы тебя спящую. И еще я полагаю, что никаких записей агенты не нашли — Эйнштейн был достаточно умен. Он бы ничего в письменном виде не оставил.

Губы Моники были закрыты ладонью, но стало понятно, что сейчас у нее совсем другое выражение. В первый момент глаза у нее расширились от страха и удивления, а потом сузились, и между бровями легла глубокая складка. Она была вне себя, просто в бешенстве. Скинхеды-неонацисты — это уже само по себе достаточно противно, но федеральные агенты, рисующие свастику на стене в рамках прикрытия незаконной операции? Это совсем другой порядок величины.

Наконец она опустила руку и снова схватила Дэвида за плечо.

— Какие числа назвал тебе Кляйнман?

Перебраться через Гудзон Саймону удалось без труда. На въезде в туннель Линкольна был блокпост, и там двое полицейских велели ему опустить окно, а натасканный на взрывчатку пес сунул нос в салон, но Саймон успел в отеле переодеться и смыть в душе все следы С-4, так что немецкая овчарка лишь равнодушно уставилась на рулевое колесо. Саймон показал копу документы — отличную подделку нью-йоркского водительского удостоверения, — и ему махнули, чтобы проезжал.

Через пять минут он уже был на автостраде в Нью-Джерси и гнал по насыпи, тянущейся через темный и сырой Мидоулэндс. Можно было ехать с любой скоростью — в четыре утра на шоссе никого не было, а вся полиция штата помогла нью-йоркским копам проверять мосты и туннели. Поэтому мимо аэропорта Ньюарка он пронесся на девяноста милях в час, потом свернул на запад, к нефтеперегонному заводу «Эксон».

Было самое глухое время ночи, самое дно ее. Впереди высились ректификационные колонны, поднимаясь из черноты. Горел факел, но пламенем тоненьким и неверным, слабым, как газовый запальник. Дорога, казалось, стала темнее. Саймон мчался в лабиринте труб и нефтяных танков, будто ехал под водой, и на пустом экране разума видел два лица — лица своих двух детей, но не ту безмятежную картинку, что на экране телефона. Здесь Сергей не улыбался, а лежал с закрытыми глазами в грязной канаве, руки почернели от ожогов, на волосах запеклась кровь. Зато у Ларисы глаза оставались открыты, будто она была жива, будто все еще смотрела в ужасе на тот огненный шар, что поглотил ее.

Саймон вдавил педаль в пол, и «мерседес» рванулся вперед. Вскоре машина свернула на съезд № 9 и вырвалась на шоссе 1 в южном направлении. До Принстона оставалось пятнадцать минут пути.

40 26 36 79 56 44 78 00

Эти числа Дэвид написал карандашом на листке из блокнота, передал Монике — и тут же ощутил мощный порыв выхватить его обратно и разорвать в клочья. Эти шестнадцать цифр пугали его. Хотелось их уничтожить, зарыть, стереть навсегда. Но он знал, этого делать нельзя — ничего больше у него не было.

Моника обеими руками взяла листок и внимательно всмотрелась в числа. Она водила глазами влево-вправо, выискивая закономерности, и на лице ее было то же выражение, которое Дэвид видел на той конференции, когда она докладывала свою работу по многообразиям Калаби-Яу. Лицо богини Афины, готовящейся к битве.

— Не похоже на случайную последовательность, — заметила она. — Три нуля, три шестерки и три четверки, но всего одна пара семерок. Чтобы в числовой последовательности такой длины троек было больше, чем пар, это маловероятно.

— Это не может быть ключ расшифровки компьютерного файла? Кляйнман употребил слово «ключ», так что это допущение может быть логично.

Она продолжала смотреть на числа.

— Размер вроде бы подходит. Шестнадцать цифр, и каждая может быть представлена четырьмя битами цифрового кода. Всего получается шестьдесят четыре бита, то есть стандартная длина для ключа шифра. Но такая последовательность должна быть случайной, иначе смысла нет. — Она покачала головой. — Если это не так, слишком легко взламывается код. Зачем бы Кляйнману выбирать такой неудачный ключ?