Читать книгу - "Беннетт. Охота - Беннет"

– Мне очень жаль, – пробормотала я.

Мне правда было очень жаль. Теперь я знала, что голова – не украшение, что олень не явился в этот мир в виде чучела. Я знала, как он умер, а прежде был живым, дышащим, подвижным. Как тот, что промчался мимо меня, разгоняя осенний воздух, как тот, в которого я выстрелила, когда его загнали в то озеро, похожее на озеро в Камелоте. Я надеялась, Джеффри понимает, что сама бы я ни за что не нажала на курок. Но разве мне от этого легче? Сильнее прежнего мне тут недоставало телевизора, чтобы нарушить обвиняющее молчание. Оставалось только высушить волосы перед камином, вместо экрана любуясь огнем. Полностью поглощающее человека зрелище. Древний телевизор.

Когда Бетти явилась меня одевать, я приветствовала ее, пожалуй, излишне сердечно. Уже привыкнув к здешним правилам, я позволила ей натянуть на меня платье. Цвет крови оказался мне к лицу, и оттого я почувствовала себя еще более виноватой. А когда Бетти усадила меня перед зеркалом, чтобы причесать, я смущенно спросила:

– Бетти, а можно сделать меня чуточку… не такой завитой, как в прошлую ночь? Понимаете, локоны, а не кудри? Пожалуйста!

Я не очень-то знала, как вы и сами догадываетесь, правила обхождения со слугами, но могла бы так не беспокоиться: Бетти, на свой сумрачный лад, оказалась вполне любезной.

– Конечно, мисс.

И она постаралась. На этот раз уложила волосы мягкой волной, а густую челку разделила посередине. Насыщенный цвет красного требовал больше косметики, чем вчерашняя нежная роза, и я добавила на веки дымно-серых теней. Моя внешность вполне меня радовала, пока я не вспомнила вдруг про Шанель, которая в это время тоже готовилась выйти к ужину, – что-то сейчас чувствует она.

Как ни странно, после всех этих драматических событий мы даже не слишком опоздали к ужину. Однако стол, как я сразу подметила, был накрыт только на восьмерых.

Шанель не вышла к ужину, и слуги как будто заранее это знали – не положили для нее прибор.

Я села перед уже знакомой армией серебряных вилок и ножей. В этот раз я оказалась между Эсме (бе-е) и Куксоном (фу!).

– Шанель в порядке? – спросила я Эсме.

– Да, в полном, – заверила она меня. – Переволновалась немного, так что после ванны сразу легла. Генри велел отнести ей ужин.

Я вдруг немножко позавидовала – я бы тоже не отказалась от ужина в постель. Внезапно мне показалось немыслимым выдержать все эти бесконечные перемены блюд, беседуя при этом со Средневековцами. Шафин и Генри, единственные мои тут товарищи, союзники, спасавшие Шанель, сидели на другом конце стола. Шафин сдержанно общался с Пирсом, когда ему удавалось увильнуть от Шарлотты, которая устроилась по другую руку от него и принялась кокетничать. Похоже, его рыцарство на манер Уиллоуби не оставило ее равнодушной. Генри и Лара, сблизив светловолосые головы, что-то негромко обсуждали. Она чем-то казалась раздражена – может быть, тем, что Генри одолжил Шанель свою куртку, а еще вернее – тем, как он улегся на меня, когда мы вместе стреляли в оленя. Генри за несколькими девушками сразу поспевает ухаживать, усмехнулась я.

Мне припомнилось, как его руки обхватили меня, как тепло разлилось по телу, – но все эти чувства умерли вместе с оленем. И словно телепатически угадав, о чем я думаю, Генри поднялся с бокалом в руке.

– Главный тост! – провозгласил он. – За Грир, новичка: сегодня, в первый же раз на охоте, она подстрелила оленя.

Он смотрел мне прямо в лицо, взгляд голубых глаз казался искренним, то теплое чувство понемногу возвращалось.

– Дамы и господа, за Грир Макдональдс, оленебоя!

Я не знала, как следует поступить, и так и осталась тупо сидеть, а все остальные поднялись и стали чокаться. Они повторяли мое имя и этот нелепый титул, они все таращились на меня. Потом они осушили бокалы до дна, сели и похлопали мне. Что-то немыслимое. Никогда прежде за меня не провозглашали тост, но я бы предпочла, чтобы причина была какая-нибудь другая. Наверное, Генри воображал, будто очень галантен, но лучше бы не надо, лучше бы он приписал всю охотничью заслугу себе и вместе с заслугой избавил меня от вины.

Дальше – хуже. Два лакея приволокли огромную черную книгу и раскрыли ее перед Генри. Альбом выглядел очень старым, черная кожа c таким зеленоватым оттенком – в книгах это называется «сафьян». Третий лакей вручил Генри ручку. Хотя бы не гусиное перо, но очень старая перьевая ручка: такими в конце войны министры подписывали мирные договора.

– Что это? – спросила я Эсме.

– Генри вписывает твое имя в охотничий альбом, – ответила она.

Господи!

– Просто мое имя?

– Нет, глупышка, – ответила она. – Дату. Кто участвовал. На какую дичь мы охотились, сколько убили. И твое имя – оленебоя.

Прекрасно, сказала я себе. Совершенное мной убийство буквально останется в писаной истории.

– О, чудесно! – произнесла я вслух. – Как я счастлива: мое славное достижение запечатлеют для потомства.

Эсме не уловила иронию.

– Замечательно, правда? – подхватила она. – Можешь собой гордиться.

Слуги разносили основное блюдо на тарелках с золотым ободком.

– Это не тот олень, которого я убила? – спросила я не совсем в шутку. Вряд ли мне бы в горло полез кусок моей жертвы.

Эсме поглядела на меня как на дурочку.

– Нельзя есть оленину сразу! – возмутилась она. – Это же дичь. Оленя сначала нужно повесить.

Как будто над беднягой недостаточно поиздевались.

– Повесить?

– Пока он не протухнет слегка. Тогда мясо становится нежнее.

Разговор сделался тошнотворным, я предпочла отвернуться от Эсме и сосредоточиться на еде. После всех этих событий я вдруг ощутила сильнейший голод и всерьез взялась за то, что поставили передо мной, – какое-то темное мясо в винном соусе. Поначалу оно было очень ничего, пусть не так вкусно, как курица в «Нандо», но вполне. А потом на зуб попало что-то маленькое и очень твердое.

В голове у меня разом промелькнули все истории о ребятах, находивших в фастфуде пломбы. Я осторожно выплюнула это на тарелку, раздался резкий звон металла о фарфор. Это был маленький шарик, размером и цветом напоминавший тот серебряный бисер, которым украшают торты на детских праздниках.

– Какого черта?

Куксон, сидевший по другую руку от меня, обернулся:

– Что случилось?

Я ткнула ножом в маленький металлический шарик:

– Наверное, Генри придется уволить своего повара.

– Это дробь, – сказал он. – У тебя на тарелке фазан. Его застрелили этой дробинкой.

Я малость озверела. Данные аутопсии меня не интересовали.

– Не все ли равно, от чего умер этот фазан? Я прикусила железяку.

Куксон довольно противно засмеялся. У него был такой смех, знаете – бесшумный, зато он преувеличенно тряс плечами.