Читать книгу - "Лучшая половина мафии - Линда Ла Плант"

Он вытащил маленькую коробочку. Она придвинулась ближе и потрогала замшевую поверхность, прежде чем открыла коробочку и нашла там медальон в форме сердца на золотой цепочке.

— А ты покатаешь меня в своей машине?

— Конечно. Она там, в конце улицы.

София впервые оказалась в его машине, и лицо ее сияло гордостью. Его «Феррари» промчался по городским улицам, предместьям и остановился только у фруктового сада. Они страстно целовали друг друга, но София не позволила ему расстегнуть ее платье и дотронуться до себя выше колена. Она отвечала на его ласки и расплакалась, когда Майкл, в ярости стукнув кулаком по рулю, спросил, почему она отталкивает его.

— Потому что я не принадлежу тебе, — дрогнувшим голосом ответила она. — Я не твоя, и если ты думаешь, что можешь купить меня своим медальоном, то глубоко заблуждаешься.

Он выхватил у нее из рук медальон и швырнул его в канаву, после чего надавил на педаль газа как одержимый.

Машина остановилась возле кафе. Он перегнулся через ее колени и открыл дверцу. Она выскочила из машины, захлопнула за собой дверь и быстрым шагом пошла по улице. Он развернулся и умчался прочь.

Она понимала, что он никогда не женится на ней, что он никогда не имел такого намерения. Поздно вечером она села на свой велосипед и поехала к фруктовому саду. Ей пришлось потрудиться, прежде чем она нашла медальон. Около полуночи она вернулась в свою жалкую каморку, в которой раздавалось болезненное дыхание матери.

И теперь, в ночь накануне отъезда в Америку, Майкл думал о том, как жестоко поступил по отношению к Софии. Он взял перо и бумагу, решив написать ей, но передумал. Вместо этого он вылез в окно и пошел на задний двор.

Охранник заметил его, но Майкл прижал палец к губам, призывая его к молчанию.

— Я собираюсь улизнуть ненадолго. У вас случайно нет велосипеда? Я не хочу брать машину и будить родителей.

Он направился в тот район, где жила София, и оставил велосипед в аллее возле огромного многоквартирного дома, в котором они с матерью снимали жилье. Поднявшись по каменным ступеням, он прошел по длинному коридору взад-вперед, пока не убедился, что попал в нужное место. Только после этого он осторожно постучал в окно.

София открыла окно и сделала ему знак молчать. Через минуту она вылезла наружу, натягивая платье поверх сорочки, и обняла его за шею.

— Поедем прокатимся на велосипеде на прощанье? — предложил он.

Они на цыпочках добрались до сарая, где она держала свой велосипед, и вместе отправились по дороге к фруктовому саду. Она была несказанно счастлива и не могла сдержать радостного смеха, когда они выехали, держась за руки, за город. Они оставили велосипеды возле стены. София дрожала от холода: она была босиком и легко одета.

Майкл расстелил на земле свой пиджак, чтобы они могли сесть. София понимала, что должно произойти и что это сумасшествие, но не могла отказаться от этого. Она слишком сильно любила его и мечтала о нем.

— Я согрею тебя, — сказал Майкл и обнял ее. Они лежали в объятиях друг друга, и он с жаром говорил о том, как любит ее, как скучает без нее. А она молча улыбнулась и достала из-за ворота медальон, который висел у нее на шее.

— Смотри! Я вернулась за ним…

Он был так тронут ее поступком, что у нее перехватило дыхание от того, с какой силой он притиснул ее к себе. Но ей это понравилось.

— Ты можешь…

Майкл приподнялся на локте и внимательно посмотрел ей в глаза.

— Ты уверена?

— Да, я хочу этого.

Он медленно расстегнул ее платье и снял его через голову. Затем обнажил ее полностью, избавив от сорочки. Она оказалась по-мальчишески хрупкой и немного угловатой, но не такой худой, как он предполагал. Не успевшая полностью развиться грудь с большими круглыми сосками пахла теплым молоком. Он склонился и поцеловал ее.

Она тихо застонала, страстно желая ощутить его всем телом. Он сорвал с себя рубашку и джинсы, проклиная шнурки от ботинок, с которыми пришлось повозиться… Тем не менее он не оставлял ее ни на мгновение, продолжая покрывать ее грудь и живот легкими, нетерпеливыми поцелуями. Когда он наконец лег сверху, у нее вырвался вздох наслаждения.

Их близость была нежной. Они словно изучали друг друга, стремясь познать до конца, а потом долго лежали, обнявшись и давая клятвы в вечной любви. Он обещал писать ей из Америки и присылать подарки, а она — остаться ему верной и не подпускать к себе никого другого на пушечный выстрел.

На следующее утро в часовне было полно народу, селяне пришли проститься со старшим сыном дона и пожелать ему счастливого пути. Когда Майкл вышел из полумрака на залитые солнцем ступени, его осыпали цветами.

Роберто давно превратился в ревностного прихожанина, ему нравилось бывать на службах, ощущая себя в кругу семьи на виду у всех. Он много делал для общины, и его заводы процветали на благо людей, которые получали работу и кусок хлеба. Фермеры и заводские рабочие приходили к Лучано со своими проблемами, ища помощи и защиты, и никто из них не мог пожаловаться на равнодушие или пренебрежение с его стороны. Безработица и нищета в округе безвозвратно отошли в прошлое. На заводах дона, производящих консервы, было занято более четырехсот человек. На маслодельнях, бойнях и в сфере торговли фруктами и овощами — еще больше. Лучано выстроил новую школу и приют, у каждого жителя округи были основания благодарить дона за доброту и щедрость. У всех была работа, средства к существованию и возможность найти защиту у могущественного покровителя. Это объединяло людей, связывало их надежными узами. Тот факт, что дон Роберто Лучано у всех на глазах превратился в мультимиллионера, оправдывал его; никто не завидовал ему, все искренне желали ему процветания.

Роберто нанял несколько управляющих, предпочитая иметь дело с солидными, семейными людьми, не склонными к самодурству и жестокости. Тем более что необходимость в жестких мерах почти отпала и люди ценили в Лучано умение вести дела по-человечески. Для своих людей в Америке он купил дома, так что им не приходилось больше тесниться в многоквартирном доме, прозванном «маленькой Италией». Лучано стал крупнейшим экспортером в Палермо и нуждался в хорошем отношении не только со стороны деловых партнеров, но и со стороны правительства. Ему удалось сделать так, что ни федералы, ни Интерпол не имели на него никаких дел.

Лучано менялся и сам по мере того, как росло его состояние. Он стал спокоен и рассудителен, одевался стильно, заказывая костюмы и сорочки в Лондоне. Ботинки для него шили в Риме, в маленькой мастерской, которую он со временем купил. Спустя два года он уже развернул новое предприятие и экспортировал обувь в США и Великобританию. Казалось, все, к чему он прикасался, превращалось в золото. В том тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году Роберто без тени сомнения мог сказать о себе: он счастливый человек.

Пол Каролла избегал общения с ним, хотя их пути часто пересекались. Каролла быстро делал карьеру в Организации. Ходили слухи, что Каролла создал свой клан, уйдя из семьи Гамбино. Но поскольку эти дела творились по другую сторону Атлантики, Роберто не вмешивался в них, не видя смысла в нарушении договора о мирном сосуществовании.