Читать книгу - "Остров - М. Беннетт"

И поскольку я учился дома, я до тринадцати лет почти не общался с ровесниками. Конечно, я ходил на дни рождения к детям маминых и папиных коллег, но друзьями так и не обзавелся.

Во-первых, жизнь у большинства университетских кочевая, люди носятся по всему миру в погоне за преподавательской ставкой и местом доцента, а там, глядишь, и кафедра. Так что детишки, с которыми я знакомился в Оксфорде, не задерживались здесь дольше чем на пару секунд. А во-вторых, мне, кроме родителей, никто особо и не был нужен. Это было прекрасное время, пока они сами учили меня. Они работали в новеньком, суперсовременном здании Института наук о поведении — и в невероятно старом, невероятно красивом колледже Святой Троицы. Но один из них всегда был дома и занимался со мной.

Они учили меня естественным наукам (это уж само собой), математике и английскому и даже немного латыни, потому что, по словам отца, латынь — язык науки. Преподавали мне политическую историю, я ею всегда интересовался, — а как иначе, с моим-то именем. Странное дело: я всегда знал, что назван в честь президента Линкольна, и только после переезда в Англию додумался спросить родителей почему.

— Он — мой любимый президент, — сказала мама.

— Случается так, что человек становится похож на того, чье имя он носит, — добавил отец. Они часто подхватывали реплики друг друга, выступали дуэтом не только на работе, но и дома. — Это называется «номинативный детерминизм».

Мои родители никогда ничего не упрощали для меня, даже когда я был совсем маленьким. Считалось, что я сумею сообразить.

Я уточнил:

— Вы хотите, чтобы меня пристрелили в театре, когда мне будет пятьдесят четыре?

Оба засмеялись.

— Нет, глупыш, — сказала мама, — я больше о том, как он жил, а не как он умер. Это был настоящий лидер с надежным этическим компасом. Он отменил рабство — помнишь?

Это я помнил.

— Но ведь с рабством покончено, мам. Я же не смогу отменить его во второй раз.

— В некоторых уголках земли все еще есть рабы, — ответил отец. — И твоя мама говорит не об этом, а о том, что и ты когда-нибудь можешь стать президентом.

— Но мы теперь живем в Англии.

— Это ничего не значит, — сказал папа. — Многие президенты провели юность в Оксфорде. Джон Куинси Адамс, Джей-Эф-Кей^[2], Билл Клинтон. Важно одно, Линк: ты родился в Америке. Этого достаточно.

Родители называли меня Линк — не в честь того Линка, который в «Легенде о Зельде»^[3], как вы могли подумать. И это не было обычное сокращение от Линкольна, как думал я. Отец сказал, это компьютерный линк — дескать, им приходилось «устанавливать со мной связь», когда наступало время садиться за стол, а я не являлся, погрузившись в поиски простых чисел или увлекшись строительством самолета. За обеденным столом пустовал мой стул, и кто-то из родителей со вздохом поднимался, откладывал в сторону салфетку и шел меня искать. И они веселились — «потерянный линк, линк на страницу найден», — а я только годы спустя понял, в чем тут соль.

Тем-то и круто домашнее обучение: никакого плана. Если я хотел повозиться в саду, меня предоставляли самому себе до темноты, когда уже невозможно было разглядеть собственных рук. А если я с головой нырял в книгу, мне позволяли дочитать ее до конца, разве что голодные спазмы выдергивали меня из чтения и я спешил набить брюхо. Порой выпадал славный денек, когда родители оба оставались дома и во время завтрака решали на весь день забыть об уроках и устроить вылазку. Вылазки тоже предназначались для моего образования, но для такого ботана, как я, это было чистое наслаждение. Мы ехали на поезде в Лондон и день напролет проводили в сумрачном, пропахшем пылью Музее естественной истории, чувствуя себя карликами на фоне динозавровых скелетов, или же отправлялись в Стратфорд-на-Эйвоне, кормили там лебедей, а потом смотрели спектакль в Королевском Шекспировском театре. Родители на удивление часто водили меня в театр, если учесть, что я назван в честь президента, застреленного в театре, — водили и на пьесы, слишком древние на мой вкус. До сих пор помню первый спектакль, увиденный в Англии, мне тогда было около восьми. Про дворецкого, который словно раб служил такой высокомерной богатой английской семье, а потом вместе с этой семьей оказался на необитаемом острове, и тут все перевернулось вверх тормашками, и он сделался боссом, а это семейство — его рабами. Папа заманил меня на спектакль, сказав, что пьесу написал автор «Питера Пэна», и, хотя я был слишком мал, чтобы разобраться в этом сюжете, на крюк (я не имею в виду Капитана Крюка) я попался.

Счастливые дни поездок или домашних занятий завершались такими же счастливыми вечерами. Мы жили в краснокирпичном викторианском доме в довольно симпатичном оксфордском районе, который (почему — мне этого никто не объяснял) назывался Иерихон. После ужина мы сидели за столом в теплой кухне, стиральная машина гудела, как снижающийся самолет, и слушали одну и ту же передачу по радио. В Англии родителям больше всего нравилась Би-би-си, а у Би-би-си — «Радио-4», а на «Радио-4» — «Диски необитаемого острова». Эту передачу ведет девушка с очень мягким (шотландским?) акцентом, она приглашает в эфир знаменитостей и предлагает выбрать восемь самых любимых музыкальных записей, которые они бы взяли с собой на необитаемый остров, спрашивает, почему именно эти записи, и потом проигрывает их. Знаменитости — не ка-кие-нибудь дурацкие, вроде сестер Кардашьян, а действительно замечательные актеры, и ученые, и политики и так далее. А еще они выбирают по одной книге. Библию и полное собрание сочинений Шекспира дают всем, так что выбрать можно что-то еще. И наконец, дают один предмет роскоши — пианино там или горячую ванну и тому подобное. Когда так рассказываешь, может показаться, что это для сумасшедших, но на самом деле клевая передача. Она уже миллион лет идет, в ней побывали великие люди, даже Стивен Хокинг (и розыгрыши случались, в 1963 году на первое апреля провели всех слушателей: выдумали человека по имени сэр Гарри Уитлон, будто бы он знаменитый альпинист, и актер, изображавший его, рассказывал про экспедиции в горы, выбирал музыку и так далее. Все купились). Идея передачи в том, что выбор музыки расскажет о человеке больше, чем те короткие вопросы-ответы, которые успевают вставлять между записями. И мне это шоу нравилось, потому что в музыкальных вкусах я никогда не чувствовал себя современным ребенком. По мне, вся новейшая музыка — из соцсетей (знаете, вроде как Тейлор Свифт^[4] на старости лет предлагает свой товар в Инстаграме), а соцсети для меня — страх и ужас, почему — скоро узнаете. Зато «Диски необитаемого острова» открывали мне старую музыку, ту музыку, которую любили мои родители. Настоящие диски, даже пластинки — из винила, эту музыку невозможно загрузить, стримить, загружать в плейер. Безопасная музыка. Прямо для меня.