Читать книгу - "Сон Брахмы - Роман Светлов"

Зажав в правой руке пистолет, он левой вновь поднес бинокль к глазам. Малоприметные люди в камуфляжных куртках что-то делали с машиной его соратников, оказавшихся в беде. Кого-то заковывали в наручники, другие окружили участников встречи со всех сторон.

Он старался следить за пакетом с фотографиями. Через пару минут участников встречи начали разводить по машинам. Пакет опять оказался в руках у сына настоятеля. Его проводили к одной из длинных черных машин. Остальных рассовывали по квадратным.

Неожиданно ему стало ясно, что он должен сейчас сделать. Он отбросил бинокль, снял пистолет с предохранителя и ринулся вниз по лестнице.

Шанс был небольшим, но он должен был им воспользоваться. Все зависело от того, куда собиралась направиться длинная машина, в которую сел сын настоятеля, державший в руках пакет с фотографиями.

Другой на его месте сломал бы ноги, прыгая по лестнице в почти полной темноте. Но уроки, много лет назад усвоенные в училище ГРУ, въелись в его мозг и плоть настолько, что уже через минуту он был на улице. Выбив доски, закрывающие вход, он, не раздумывая, направился к Фонтанке. Рядом находился спуск к реке: летом здесь останавливались прогулочные «калоши» и катерки. Фонтанка была покрыта вздыбившимся льдом. Он огибал миниатюрные торосы, созданные течением вкупе с перемежающимися периодами оттепелей и мороза. В одном месте едва не угодил в темную, слабо дымящуюся полынью.

Он выбрался на противоположную сторону реки прямо напротив Фонтанного дома. Интуиция не подвела его: машина с сыном настоятеля и бесценным пакетом следовала именно по этому пути. Едва он выскочил на проезжую часть, как перед ним появился приземистый, крокодилий силуэт служебного «мерседеса». Салон машины был освещен, и он увидел внутри тех, кого хотел остановить, и то, что желал уничтожить. Ругаясь на померзшие руки, которые едва слушались его, он с усилием поднял пистолет.

Но и водитель заметил его. Он не стал тормозить или сворачивать в сторону. Наоборот, резко прибавил газу, и машина-крокодил за одно мгновение проглотила расстояние между собой и фигурой в длинном пальто с пистолетом в плохо слушающихся руках.

Последним, что он помнил, был глухой удар о капот. Реальность пошла кругами – словно вода от падения камня. Пистолет, крутясь, летел в сторону, а он не мог его поймать.

* * *

Церковь горела как хорошая восковая свеча: чисто, ровно, почти без дыма. Веселое желтое пламя поднималось в темное ночное небо, а пожарные, прихожане и церковные служки, бестолково суетящиеся вокруг сложенных еще при Иване Грозном стен, отбрасывали четкие тени на молодом осеннем снегу. Жар шел вверх, к небу, а не вниз, на землю. Это было величественное зрелище, и отец Иоанн безотчетно залюбовался им.

Горели дела его рук: почти четыре года он поднимал этот храм – без особой помощи от митрополии, на внутренней вере, силе и связях, которые остались от прошлой его жизни. Горели иконы и фрески, которые пощадила даже советская власть. Все шло прахом – а он любовался. Большинство церквей когда-либо гибнут. Ветшают, разваливаются, превращаются в строительный мусор. Смерть его церкви была быстрой, яркой, красивой.

– Отче! – перед Иоанном выросла грузная фигура Андрея Нахимова, церковного эконома и казначея, решавшего при необходимости, помимо экономических, вопросы деликатного свойства. – Все живы, слава Богу! А ведь тот, кто поджег, мог бы подпереть полешком входную дверь. По старинному деревенскому обычаю. И сторож, и служки при памяти – но рассказать толком ничего не могут. Голосят: «Занялось вдруг!» – и все тут. Спали, бисовы дети, прости Господи! – Андрей широко перекрестился, и отец Иоанн подумал, что одеяния священника очень пошли бы его церковному секретарю.

Рядом с Андреем Иоанн казался себе щуплым и маленьким человечком. Недавно настоятель заметил, что священников для своей церкви он подобрал похожих на себя – невысоких, не слишком выделяющихся: такой снимет облачение и в мирской одежде легко затеряется в толпе. Его позабавило это наблюдение: прошлая жизнь, прошлая служба исподволь сказывалась на нем. Вот Андрей – настоящий настоятель. Большой, сильный, добродушный, хитрый – классический православный батюшка.

Впрочем, как бы ни выглядели люди, помогавшие Иоанну поднимать храм и служить в нем, всех объединяла одна черта: они были пришельцами из прошлого, из времен до ГКЧП и Беловежской пущи, из другого мира и другой жизни. А потому они были верны – если не Господу, то Иоанну. Поэтому никто из них не поджег бы храм. Настоятель был уверен, что сделали это люди внешние. И не сумасшедшие: чтобы храм загорелся сразу, быстро, нужно быть умельцем, а не безумцем.

– Участковый бредет, – Андрей кивнул на молодого лейтенанта, который неторопливо подходил к ним. У того было круглое, скуластое лицо, отчего участкового прозвали Татарином, хотя сам он утверждал, что предки его были славянами до седьмого колена. «А уж с кем гуляли наши московские бабушки во времена Ивана Калиты, теперь не знает никто», – отшучивался Георгий Ивашкин, он же Татарин, когда Андрей подначивал его по поводу внешности.

Не доходя нескольких шагов до настоятеля и его эконома, участковый остановился, достал из-за уха сигарету и, закурив, глубоко затянулся. Выдохнул дым, исподлобья посмотрел на Иоанна, бросил на землю «бесовскую палочку» и решительно раздавил ее каблуком.

– Отец Иоанн, здесь у тебя нет врагов.

– Нет, – согласился настоятель.

В этот момент раздался грохот, и все повернулись к церкви. Обрушился главный купол, в медленно розовеющее небо поднялся сноп искр.

– Последнюю пару лет нет, – продолжил Иоанн. – Когда-то были, ты сам помнишь.

Татарин кивнул: когда церковь Александра Невского вернули Донскому монастырю и направили сюда игумена (теперь архимандрита) Иоанна, в Алексеевской слободе восприняли его приезд с недоверием. В начале девяностых старинный храм – подворье Донского монастыря – уже передавался Церкви, но приехавший сюда батюшка так и не смог поднять приход. И до 96 года храм стоял как во времена советской власти: стены почти полутысячелетней давности с остатками старинных фресок, без куполов, перекрытые плоской крышей. Внутри – хлам от столярной мастерской, в которую храм превратили еще в 30-х годах. Столярка спасла фрески – внутри было не холодно и не сыро, не то что в церквях, где устроили молокозаводы или склады картошки. Удивительно, но за все эти годы столярка не горела ни разу – даже во время Отечественной войны, хотя в 41 году немцы бомбили станцию Алексеевскую, расположенную всего в полусотне километров к востоку от Москвы.

Приехав в Алексеевскую, Иоанн выяснил, что на церковь уже зарятся и местные кооператоры, и московские бизнесмены, которые хотели устроить в здании перевалочный склад. Пришлось поработать. Найти Андрея Нахимова, уговорить приехать сюда и вместе с ним «утоптать» все вокруг храма – так, чтобы ни у кого даже мысли не возникало «прихватизировать» старинное здание.

Сегодня даже смешно было предполагать, что Иоанну мстит кто-то из тогдашних претендентов на здание: с одними настоятель сумел подружиться, другие смирились с его существованием. Церковь отремонтировал, купола поднял, кресты водрузил. Половина Алексеевской приходит к причастию. На праздники приезжают люди из Москвы – не из последних, между прочим. Нет, пожар организовали чужаки. Только зачем?