Читать книгу - "Остров - Питер Бенчли"

Затем небо потемнело, осталась только сине-черная мантия, утыканная звездами.

Кэтрин улыбнулась, стремясь истолковать зеленый луч как хорошее предзнаменование. Если погода не изменится, если груз будет стоящим, если мотор не сломается и капитан будет трезвым, через несколько дней придет пакетбот и заберет людей. Две недели она проведет в одиночестве, пока не приедет следующая группа. Ей некого будет слушать, некого учить, не для кого готовить. И снова у нее возникло чувство вины из-за таких мыслей.

Эта группа была хорошая, правда, приятные и более самостоятельные люди, чем большинство других. Но за месяц, проведенный в колючем кустарнике и шиповнике, с насекомыми, птицами и жарой, дети стали беспокойными и капризными. Молитва могла успокоить взрослых, но для детей этого было недостаточно.

Она ударила в колокол и повернулась, чтобы войти внутрь. Опустив глаза, она внезапно вскрикнула и отпрыгнула назад. На верхней ступеньке расположился скорпион, его загнутый хвост покачивался взад и вперед в поисках чего-либо, куда можно впрыснуть свой яд. Кэтрин бросила в насекомое горсть песка, и оно скрылось в кустах.

Ее передернуло. Никогда ей не привыкнуть к скорпионам, несмотря на то, что они тоже Божьи твари. Но они были отвратительными, уродливыми и непредсказуемыми насекомыми. Их укол был не просто болезненным, от него можно было слечь, а иногда – для аллергиков, для стариков или детей, – он мог оказаться смертельным. Двоих детей из этой группы укусил скорпион, и у одного из них, как оказалось, была аллергия. Если бы не фармакопия Кэтрин, ребенок мог бы и умереть.

Она увидела двоих детей, бегущих по берегу к зданию, но не стала дожидаться и вошла внутрь.

Все они были членами секты, отколовшейся от религиозной секты мистических фундаменталистов. Кто-то из них признавал полигамию, а кто-то – такие, как Кэтрин, – предпочитали одиночество и аскетизм. Они прибыли из Штатов и Великобритании. Это место (особенно для полигамных семей) было единственным безопасным убежищем. Они записывались за год и больше, и им бесплатно предоставлялась возможность месяц пожить в этом уюте.

Здание было построено двадцать пять лет назад, и оно все еще оставалось единственным строением на этих островах. Оно было сложено из бетонных блоков, в форме пятиконечной звезды, пятидесяти футов в диаметре. Один из лучей занимала постоянная заведующая хозяйством. Посредине луч был разделен на маленькую спальню и часовню. В каждом из других четырех лучей могла жить целая семья – четыре человека в роскоши, вшестером – с удобствами, а для десяти-двенадцати человек (бывало и столько) условия там были весьма малоприятные – душно, тесно, – что ускоряло наступление того момента, когда родители становятся раздражительными, а дети – невозможными.

С этой группой еще можно было справиться. Включая Кэтрин, в “звезде” жило двенадцать человек: две пары, каждая с двумя детьми, и женщина с близняшками.

Кэтрин была рада, что в этой группе не было практикующих многобрачие. Несмотря на свою набожность, они были трудными в общении людьми – очень чувствительны к каждой мелочи, легко обижались и делали из мухи слона; предложения принимались за критику, критика – за обвинения.

В центре “звезды” была большая круглая комната, разделенная посередине ратановым ковром. С одной стороны стояло полдюжины бамбуковых стульев, две керосиновых лампы и книжный шкаф, наполненный Библиями и другими религиозными изданиями. С другой стороны – кухня, где стоял стол, сделанный из дерева, которое прибило к берегу, и где был устроен огромный очаг. Единственным электрическим прибором в “звезде” был холодильник, питавшийся от генератора на бензине; он использовался для хранения лекарств и молока.

Три женщины стояли у стола, готовя похлебку из моллюсков. На бетонном полу сидели мужчины – это они добывали раковины, ныряя с деревянного ялика, – и с помощью топорика и ножей, доставали моллюсков из раковин, чистили и резали их, и передавали женщинам съедобные части.

Поодиночке в зал вошли дети.

К тому времени, когда похлебка была готова, комната освещалась только угольками в очаге. Один из мужчин зажег обе керосиновые лампы и поставил их на стол.

– Все здесь? – спросила Кэтрин, снимая с огня котлы с похлебкой.

Детский голос ответил:

– Джош и Мэри все еще на улице.

– Что они делают? – спросил мужчина.

– Они пошли искать яйца.

Одна из женщин твердо сказала:

– Они слышали колокол. Им известны правила.

– Еды у нас достаточно, – бодро сказала Кэтрин. – Им не придется ложиться спать голодными.

– Это бы им совсем не помешало.

Взявшись за руки вокруг стола, они прочли благодарственную молитву.

Они ели шумно, разгрызая похожих на резину моллюсков и обмакивая хлеб в похлебку.

Дверь открылась, на пороге появился мальчик, задыхавшийся от бега.

– Сюда плывет большая лодка! – выпалил он. Кэтрин застыла. К этому берегу суда не подходили, тем более ночью. Острые камни, отполированные волнами, торчали со дна в сотнях футов от берега, многие из них находились всего в нескольких дюймах от поверхности воды. Даже днем проплывать здесь было опасно, ночью же походило на самоубийство.

– И что? – спросил один из мужчин.

– Рыболов, я думаю, – сказал другой. Мать мальчика скомандовала:

– Иди, садись.

Кэтрин обратилась к сидевшим за столом:

– Тихо! – Затем она повернулась к мальчику. – Она плывет мимо, Джошуа, или идет сюда?

– Сюда, мадам. Прямо в проход.

Мужчина сказал:

– Я посмотрю, – и встал.

– Сиди, – сказала Кэтрин. – Я сама посмотрю.

– Но мне нетрудно...

– Сиди, я говорю!

Мужчина сел, не став спорить.

Кэтрин подошла к мальчику и прошептала:

– Где Мэри?

– Мы собирали яйца. Она нашла птенца. Она сказала, что хочет найти его гнездо и положить его обратно.

Кэтрин прошла мимо мальчика и вышла из здания. Она взглянула в сторону узкого прохода между скалами, заканчивавшегося бухтой не более двадцати ярдов шириной. Она заметила ялик, косо лежащий на песке.

Большая лодка находилась футах в двухстах от берега – грязный мазок на фоне черной воды – и медленно поворачивала к проходу в скалах.

Это, может быть, кто-то из местных, сказала себе Кэтрин, рыболов, захваченный в море встречным ветром. Или браконьер из Гаити, ищущий, где бы укрыться на ночь.

Но когда лодку осветила луна, все надежды пропали. Это была та самая лодка.

За прошедшие десять месяцев она стремилась – при помощи силы воли и веры – убедить себя, что этого не было в действительности, и что то, что произошло, на самом деле не происходило. Это было проверкой, гротескным кошмаром, созданным для того, чтобы испытать силу ее веры. И она почти в это уверовала. Теперь же только одна мысль билась в ее голове – неужели я так согрешила?