Читать книгу - "Телефонист - Роман Канушкин"

Дюба лениво открыл глаза. Он спал на солнышке, постелив поверх старой ветоши и коробок чистую газету бесплатных объявлений. Засыпая, Дюба никогда не знал, приснится ли ему кошмар или, наоборот, что-то такое доброе, аж слёзы наворачивались. Этот сон был хороший: к нему пришёл слон с огромными ласковыми глазами. Слон опустил куда-то свой хобот и вылил ему прямо в лицо что-то очень вкусное и свежее. Во сне Дюба засмеялся. Слон был розовым и, казалось, мог в любую секунду улететь, как воздушный шарик.

«Эх, мне б сейчас портвешка «три топора», – мечтает Дюба. Но попросить не решается. Неправильно это – слишком уж чистый и радостный этот слон, как будто ты что-то забыл про то, что есть в мире, а он пришёл напомнить. Да и нет у него «трёх топоров», а вот мороженое есть, много холодного, и оно тоже наверное бы подошло.

«Конечно бы подошло!» – говорит слон своими кроткими глазами. Не голосом, а именно глазами, и Дюба не удивлён – так бывает во сне. Дюба уже очень многому давно не удивлён.

Хотя портвешок бы сейчас весьма не помешал. И там, за пределами сна, этот голод скоро станет очень острым. Но здесь пока всё хорошо, этого голода нет, нет вовсе, здесь розовый слон, который умеет летать. И он подносит на прощание свой хобот к Дюбиному лицу и ласково гладит его.

– Приходи ещё! – весело просит Дюба и вдруг обещает: – И тогда я вспомню…

Что?

А слон дружески кладёт хобот на его плечо и похлопывает: мол, сильно не беспокойся, но вспомнить не мешает. Хлопает ещё раз, и от этого толчка Дюба просыпается. Но не быстро. Удивительное дело, как некоторые вещи могут улучшить настроение. Хоть в горле и пересохло, а губы словно слиплись…

Перед ним стоял Колёк. Лыбился и протягивал початую бутылку вина:

– На. Держи.

Дюба недоверчиво поглядел на угощение.

– За днюху пришёл проставиться, – пояснил Колёк.

Дюба выхватил улыбку и жадно припал к горлу.

– Первый апрель – никому не верь! – заржал Колёк. – Чай…

– Ладно, это тоже сойдёт! – поблагодарил Дюба.

Колёк с завистью поглядел на него:

– Странный ты всё-таки…

Дюба пожал плечами и огляделся. Недалеко находилась детская площадка, но чтобы обнаружить его лежанку, надо было туда зайти, смотреть даже дальше, чем от каруселек, а менты обычно патрулировали, проезжая мимо по дороге. Да и не интересовал он их, давно не интересовал. Если только не спустят сверху распоряжение очистить Москву от бомжей к какому-нибудь грандиозному чемпионату мира.

– В чём странность?

– Не злой.

– А-а…

– Это шутка была, – тут же бодро объявил Колёк. – Вот за днюху.

Он ловко извлёк из-за пазухи бутылку портвейна, оплавил пробку зажигалкой, открыл вино. «777». Дюба вспомнил розового слона, и жадная искра в его глазах растаяла.

– По-бырому разгоним на двоих, а то мне на работу пора, – пояснил Колёк.

Выпили. Розовый слон улетел, а Дюба словно получил своё мороженое. Он улыбнулся.

– Ты уж не серчай, что с днюхой так вышло, – попросил Колёк. – Сам понимаешь… там эти, крутики собрались!..

– Да, – сказал Дюба.

– Даже дядя Курбан… Половину шашлычной для нас закрыл и сам с нами сидел.

Дядя Курбан был прилично моложе самого Колька, а «дядей» его прозвали малолетки на районе.

– А потом ещё его братва подтянулась, – словно оправдываясь, добавил Колёк. – Азеры… Они бы всё равно… сам понимаешь.

– Да, – Дюба кивнул. Курбан был добрый, подкармливал Дюбу иногда, просто перед людьми неудобно. Азеры, или кто они там на самом деле, давно смотрели на него, не скрывая отвращения. Хороший, работящий народ – твёрдо стоять на ногах для них превыше всего. Чурки… Хотя по-мусульмански-то им бухать не положено. Да под крышей Аллах не видит – так они говорят. Дюба на них не в обиде. Он ни на кого не в обиде. Хотя, когда впервые поймал на себе брезгливый взгляд окружающих, был, скорее, удивлён:

«Как, неужели я на самом деле так выгляжу?»

«Это же я… ну, подбухиваю, но не так же…»

«Как, однако, быстро всё случилось».

Колька зацепило. Он начал тарахтеть без умолку, видимо, забыв о своём намерении спешить на работу. Колька вот его запашок не напрягал – а сам Дюба, видимо, давно принюхался, – не то что этого жирного борова Кривошеева, сдающего свою хату этим самым малолеткам на районе. И чуркам дяди Курбана. Дюба, кстати, давно подозревал, что Боров спелся с Курбаном, что там не всё чисто, но в чужие дела не лез. До этой самой днюхи, на которую его не позвали.

Прошло-то всего несколько дней. Дюба мог бы вспомнить точно, сколько, но пока не хотелось. Башку не отпустило до конца. И потом вот Колёк. Он-то точно знает, когда у него днюха…

Было тепло. Днём. Хоть весна и ранняя, снег ещё не везде сошёл. Но солнышко припекло, и Дюба грелся, расположившись в своём «укрытии». Вряд ли он был адептом пословицы «мастерство не пропить», пробухать можно всё, и прежде всего эту грёбаную жизнь, всю, без остатка, и чаще всего в прямом смысле, но… некоторые навыки явно утрачиваются последними. Например, навык слышать «неправильную» тишину в горной зелёнке, в лесу, ещё только что полном безмятежного присутствия жизни. Или навык выхватывать из толпы людей с «неправильным» поведением, не соответствующих общему ритму и течению повседневных дел. В толпе ты защищён как нигде. Например, при наружке. Проще простого. Ты сидишь на лавочке, вот прямо как сейчас, и видишь, что бегун опустился завязать шнурок, а тот всё не завязывается. Долго, ну никак не завязывается, вот досадная безрукость-то. Или вон та хорошо одетая дамочка говорит по телефону, остановилась вполоборота и вроде вовсе не смотрит на тебя, увлечённая болтовнёй. Только её губы, занятые той самой болтовнёй, и глаза говорят о разном: взгляд не стал отсутствующим, пустым, как будто его обладатель отправилась по телефонной линии к тому, с кем болтает. О нет, хорошо одетая дамочка вся здесь. Здесь и сейчас. Да и мужик, с полчаса читающий газету на одном развороте, явно не поглощён утренними новостями: интересные статьи так не читают, без конца отвлекаясь, озираясь поверх газеты, а неинтересные – перелистывают. Правда, мужику стоит отдать должное: мог бы ведь держать газету и вверх ногами.