Читать книгу - "Секретные материалы: Хочу верить - Макс Аллан Коллинз"

Питбули.

Она переползла по полу к другой дыре. Пластиковая завеса, как бывает в промышленных мясных холодильниках, отделяла эту псарню от находящейся за ней светлой комнаты, и через пластик были видны неясные фигуры людей.

— Выпустите меня! — крикнула она охрипшим голосом. Очевидно, успела охрипнуть за проведенное здесь время. — Выпустите! Пожалуйста!

Но неясные фигуры за пластиком никак не отреагировали, не показали, что вообще ее услышали.

— Мне холодно! Прошу вас!

Кто-то протиснулся под пластиковый занавес. Сперва Черил увидела только больничный халат, хирургическую шапку, серые брюки и черные туфли, потом фигура приблизилась, оказавшись высоким и тощим мужчиной, с широкоскулым и морщинистым лицом с запавшими щеками, широко расставленными глазами, крючковатым носом и острым подбородком. Очень пожилой, точно за шестьдесят, но нельзя сказать, чтобы совсем с недобрым лицом.

Впервые среди всего этого непонятного ужаса она ощутила тонкий лучик надежды.

Сквозь пластиковую стену вышел человек помоложе, тоже в белом халате и шапке хирурга и подошел к старику. Они заговорила на языке, которого Черил не знала, но решила, что это может быть русский. Время от времени они поглядывали на нее, показывали.

Но когда она попыталась привлечь их внимание, возникло впечатление, что она для них просто невидима.

— Пожалуйста, выпустите меня!

Никакой реакции.

Наконец из-за пластика вышла женщина, тоже в халате и в шапочке, в руках у нее было одеяло. Тощий доктор взял у нее одеяло, кивнув и слегка улыбнувшись, подошел к ящику, где лежала Черил, и наклонился, будто разговаривая с ребенком или собакой в клетке (собаки уже несколько успокоились).

Он заговорил с ней ласково и доверительно даже, но русского языка она не понимала.

— Спасите меня! — взмолилась она, впилась взглядом, не отпуская, в эти добрые глаза. — Я не хочу умирать!

Он сказал что-то доброе и непонятное и стал пропихивать одеяло в дыру у нее над головой — та была побольше круглых отверстий, в которые она выглядывала. Наверное, предусмотрена для подачи в клетку корма.

— Пожалуйста!

Тощий доктор сказал что-то успокоительное на том же языке — наверное, все-таки русском. Потом улыбнулся ей улыбкой сельского врача, встал, повернулся и вышел за пластиковый занавес, растворился в тамошнем свете, превратившись снова в тень на стене.

Мужчина и женщина в белых халатах остались на этой стороне вместе с Черил, подошли к ее клетке. Слышно было, как мужчина что-то отпирает, женщина помогала ему.

Они меня отпускают?

— Я никому не скажу, — заговорила Черил, спеша и опережая сама себя, — вы меня только отпустите, никто не узнает, никогда…

Но они не отперли клетку, а разблокировали какой-то механизм и покатили весь ящик на колесиках, увозя ее с этой псарни — собаки успокоились почти совсем.

После первых моментов растерянности Черил воспользовалась неожиданным путешествием, чтобы лучше разглядеть окружающую обстановку через дыры в клетке — так ребенок наблюдает за игрой на стадионе через дырку в заборе.

Но все равно, разглядывая, Черил продолжала уговаривать:

— Пожалуйста, не надо! Отпустите меня, и я вам: ничего не сделаю… Клянусь, ничего!

Ее протолкнули мимо того самого пластикового занавеса, повезли мимо какой-то лабораторной аппаратуры, индикаторов и циферблатов для измерения… чего именно?

Потом клетка остановилась.

Женщина — тоже врач, или сестра? — развернула ее. Хотя собаки и перестали лаять, зато люди расшумелись вовсю — шла какая-то перебранка на том же незнакомом языке.

Черил перебралась к другому наблюдательному отверстию и не особенно удивилась, увидев, как тот жуткий тип с прядями волос, что ее похитил, орет на тощего доктора, явно недовольный стариком. Этот более добрый и мягкий из похитителей просто стоял и спокойно слушал, как Распутин его разносит.

Она переместилась к следующему отверстию, чтобы лучше было видно, и заметила нечто такое, отчего у нее перехватило дыхание: прямо рядом с ней — человек!

То ли тоже пленник, то ли пациент, потому что он лежал на каталке под простыней, только голова наружу. Она никогда этого человека не видела, но другая похищенная женщина, Моника Бэннэн, его бы узнала, потому что у этого «пациента» будто когтями разорвали правую щеку — след от садового инструмента Моники.

Но Черил он показался потенциальным союзником. Лицо, хоть и суровое, смягчалось яркими, почти женственными глазами.

И эти глаза обернулись к ней, к ее пристальному взгляду.

— Пожалуйста, — шепнула она, — выпустите меня… и я помогу вам.

Веки с длинными ресницами задрожали — он пытался рассмотреть Черил. И губы тоже шевельнулись — но беззвучно.

— Вставайте с этой каталки, — шептала она. — Встаньте и выпустите меня…

Спор на чужом языке — она уже была уверена, что на русском, — становился горячее. Старший доктор наконец начал отвечать рычащему Распутину — твердым рассудительным голосом.

— Пожалуйста, — взмолилась она человеку на каталке, и глаза ее молили так же, как и голос.

Он попытался встать — во всяком случае, так показалось Черил. И он еще пытался что-то сказать, но почему-то слова, при всех его стараниях, не шли. В этих прекрасных глазах она видела горе, страдание, боль. Он явно тоже был жертвой.

А значит, помощи не будет.

Она почувствовала, как подступают слезы, но у него они показались раньше.

Лицо над белой простыней скривилось скорбной гримасой, и он заплакал. Зарыдал, и слезы покатились по щекам, капая на простыню, оставляя на ней красные кружки.

Пациент плакал кровавыми слезами.

И Черил Каннингэм, пленница, которую бог весть что ожидало впереди, вдруг обнаружила, что после всего, что было — Распутин, борьба, псы, клетка, непонятные врачи, — она еще сохранила способность ужасаться.