Читать книгу - "Исчезнувшая - Гиллиан Флинн"

— Мне очень жаль, дружище. Если могу чем-то помочь, только скажи. Все, что угодно. Кстати, сегодня утром я выкосил бурьян, так что хотя бы об этом ты можешь не беспокоиться.

Мы с Майком по очереди косили заброшенные участки в нашем квартале. Там, где жильцы разъехались, частые ливни превратили дворы в настоящие джунгли, в них кишмя кишели еноты. Эти зверюги мелькали везде — жрали помои по ночам, пробирались в подвалы, сидели на наших верандах, словно деревянные болванчики. Конечно, изничтожение зарослей не вынудило их уйти, но тварей хотя бы стало видно.

— Спасибо, Майк, — кивнул я. — Спасибо.

— Да уж, дружище, — вздохнул он. — Моя жена в истерике с тех пор, как узнала о вашей беде.

— Сожалею, — ответил я. — Мне пора. — Я указал взглядом на дверь.

— Все сидит и плачет, глядя на фотографии Эми.

Я слегка сомневался, что полиция ночью выложила в Интернет тысячи фотографий только для того, чтобы выдавить слезу из домохозяек вроде жены Майка. И вообще я никогда не сочувствовал истеричкам.

— Э, я тут спросить хотел… — начал Майк.

Я похлопал его по плечу и снова посмотрел на дверь, будто подгоняемый неотложными делами. Прежде чем сосед успел задать хоть какой-то вопрос, я взбежал на крыльцо и постучал в дверь собственного дома.

Офицер Веласкес проводила меня наверх, в мою собственную спальню, в мою собственную гардеробную, мимо серебристой коробки с так и не врученным подарком, и разрешила выбрать вещи. Вороша шмотки под внимательным взглядом этой молодой женщины с длинной косой, я сильно смущался. И в конце концов взял что попало — слаксы и рубашку с коротким рукавом. Бизнес-кэжуал, как будто собрался на писательский конвент.

Можно сделать интересную заметку о том, какую выбрать одежду, когда твой любимый человек бесследно пропал, подумал я. Жадного до нестандартных сюжетных ходов борзописца во мне не могло искоренить ничто.

Затолкав вещи в сумку, я обернулся и взглянул на коробку с подарком, стоявшую на полу:

— Можно посмотреть, что там?

Веласкес замялась, но решила перестраховаться:

— Нет, сэр, прошу прощения. Лучше не стоит.

Но я заметил, что оберточная бумага аккуратно разрезана:

— Но ведь ее проверяли?

Она кивнула.

— Если вы уже смотрели… — Я шагнул мимо офицера в сторону коробки.

— Сэр, я не могу вам позволить. — Она заступила мне дорогу.

— Смех, да и только. Это же мне подарок от жены.

Обойдя ее, я наклонился, взявшись одной рукой за коробку, но Веласкес обхватила меня поперек груди, удерживая. В тот же миг ярость затопила мой разум. Хоть я всю жизнь старался быть похожим на маму, характер отца зачастую прорывается, вызывая ужасные мысли и отвратительные слова.

— Сэр, здесь место преступления, вы…

«Безмозглая сука!»

Неожиданно в комнате оказался ее напарник Риордан. Я вырывался как мог — хорошо-хорошо, мать вашу! — но они стащили меня вниз. Женщина стояла на коленях возле крыльца, разглядывая ступеньки — не иначе, в поисках следов крови. Она внимательно посмотрела на меня и уступила дорогу.

По пути к Го я постарался взять себя в руки. Этот случай стал первым в бесконечной череде досадных дурацких поступков со стороны полиции в ходе следствия. Я подчиняюсь правилам, которые могу понять, а не правилам без тени смысла. Поэтому мне нужно было успокоиться. «Не противодействуй копам, — твердил я себе. — И в случае необходимости повторяй: не противодействуй копам».

Войдя в полицейское отделение, я сразу наткнулся на Бони.

— Ник, ваши родственники со стороны жены здесь, — сказала она таким голосом, будто предлагала теплый маффин.

Мэрибет и Ранд Эллиот стояли рука об руку посреди здания, как будто позировали перед фоторепортерами. Все как обычно. Я привык видеть их, поглаживающих друг другу руки, прижимающихся щекой к щеке, чмокающих в подбородок. Когда гостишь у Эллиотов, все время приходится кашлять — приготовьтесь, я вхожу, — поскольку их можно застать где угодно милующимися. Расставаясь даже ненадолго, они целовались в губы. Проходя мимо жены, Ранд хлопал ее по заднице. Такие отношения были для меня в диковинку. Мои родители развелись, когда мне исполнилось двенадцать лет, и, по моим ранним воспоминаниям, прилюдно могли обменяться разве что невинным поцелуем в щеку. На Рождество, на день рождения. Сухими губами. Даже в лучшую пору их брака отношения больше всего напоминали деловые.

— У нас закончилось молоко.

— Куплю сегодня.

— Мне нужно, чтобы ты выгладила это как следует.

— Выглажу.

— Это что, так трудно — купить молока?

Молчание.

— Ты опять забыла вызвать водопроводчика.

Вздох.

— Черт побери! Надень свое проклятое пальто, выйди из дому и немедленно купи это проклятое молоко! Сейчас же!

Такими приказами мой отец, менеджер среднего звена в телефонной компании, в лучшем случае донимал мою маму, как своего нерадивого подчиненного. А в худшем? Нет, он никогда не бил ее, но лютая злоба могла наполнять дом сутками и неделями, делая воздух влажным и густым, мешая дышать. Отец ходил выпятив челюсть, ни дать ни взять жаждущий реванша боксер, и скрипел зубами так громко, что звук разносился по всему дому. Швырял вещи, но не в нее, а рядом с ней. Я уверен, он убеждал себя: «Ни за что ее не ударю». Я уверен, он никогда не считал себя жестоким. Но отец превратил нашу семейную жизнь в бесконечное путешествие по неровным дорогам с водителем, затаившим в душе злобу, в отпуск, который не приносил радости. «Не вынуждай меня разворачивать машину!» Да пожалуйста, разворачивай!

Не думаю, что отец относился так исключительно к маме. Ничуть не меньше его раздражала любая женщина. Он считал женщин глупыми, легкомысленными, надоедливыми. «Вот тупая сука». Этими словами он характеризовал любую женщину, вызвавшую его недовольство, — водителя, официантку, школьную учительницу. Моих учительниц он, пожалуй, и в глаза-то не видел никогда, на родительские собрания не ходил — «вонючее бабье царство», как он выражался. Я помню, как в 1984 году кандидатом в президенты стала Джеральдина Ферраро, а мы всей семьей смотрели за обедом телевизор, когда прозвучала эта новость. Моя мама, моя хорошая добрая мама погладила Го по голове и сказала: «Вообще-то, здорово, по-моему». Тогда папа выключил телевизор и заявил: «Это розыгрыш! Ты же видишь, что это дурацкий розыгрыш. Все равно что обезьяну усадить на велосипед».

Прошло еще пять лет, и мама решила, что с нее довольно. Однажды, вернувшись из школы, я не застала отца. Еще утром он был, а после обеда собрался и ушел. Мама усадила нас с сестрой за обеденный стол и объявила: «Мы с вашим папой решили пожить пока порознь». Го расплакалась и закричала: «Тогда я ненавижу вас обоих»! Но вместо того, чтобы убежать к себе в комнату и там нарыдаться вдоволь, как и положено после таких слов, подошла к маме и обняла ее.