Читать книгу - "Сафари для русских мачо - Евгений Костюченко"

Наверно, все любят получать подарки. А вот Вадим Гранцов не любил. Наверно, это пошло с детства. Они жили бедно, особенно после того, как погиб отец. И когда мама дарила ему что-нибудь на день рождения, он не радовался, а смущался. Ему было стыдно оттого, что на него потрачены такие деньги. Лучше бы мама купила себе лишние сто грамм конфет, которые она так любила. Тогда он, конечно, не мог знать, какое это счастье — дарить что-нибудь своему ребенку…

Так вот, подарков он не любил. Но от дареной магнитолы Гранцов отказался не только по причине своего скверного нрава.

Во-первых, она ему была не нужна. Во-вторых, в ней мог быть встроен «жучок».

Как только Гранцов пересек границу Российской Федерации и покинул борт самолета, он оказался за линией фронта. По крайней мере, ему было удобно считать именно так.

Ксенофонтова он сразу мысленно окрестил «белогвардейцем», хотя по возрасту тот тянул, скорее, на «власовца». Но Гранцову все русские старики, которых он встречал за границей, казались эмигрантами первой волны. К ним он относился с сочувственным любопытством и не считал врагами. Но и на их помощь — не рассчитывал.

Своих попутчиков Вадим уже окончательно влил в ряды «глобалистов». Эти люди достигли больших успехов, если измерять успех деньгами. Они и не знали других единиц измерения. Гранцов не собирался их перевоспитывать или бороться с ними. Они имели право жить так, как хотели. Но, оказавшись вместе с ними за линией фронта, Вадим Гранцов мог ожидать от «глобалистов» любой гадости. Насколько он успел изучить эту породу, для них не имело значения, из какого источника поступают деньги к ним в карман. Следовательно, для них не имело значения, на чьей стороне работать. Для них даже не существовало такого понятия — «сторона». Существовали «заказчики» и «исполнители», существовали «сроки выполнения работ» и «цена контракта». А услышав о «линии фронта», они бы просто расхохотались.

Марат Кирсанов казался своим. Слишком своим. И в Чечне он был одновременно с Гранцовым, и даже ранение получил такое же, как Вадим. Слишком много совпадений. Но говорил он искренне и не врал, хотя и мог бы, например, разукрасить свое боевое прошлое. Гранцов по себе знал, как трудно удержаться от небольших преувеличений и домыслов, когда рассказываешь о войне. Тем более, когда речь идет о такой войне, про которую ничего хорошего не расскажешь.

Была в нем еще одна черта, которая понравилась Гранцову. Марат не стеснялся переспрашивать. Правда, немного странно, что взрослый парень, работающий референтом в солидной фирме, не знает значения таких слов, как сафари и петтинг.

В общем, с некоторыми оговорками, сержанта Кирсанова можно было зачислить в резерв самопровозглашенной ГСпН, то есть группы специального назначения, заброшенной сюда с целью выхода в район Сан-Деменцио.

Командир группы, он же и единственный ее боец, Вадим Гранцов после посещения пляжа решил провести рекогносцировку местности. С полотенцем через плечо он бродил по коридорам отеля, читая таблички на стенах и дверях служебных помещений. Особо заинтересовали его технические лифты, пожарные лестницы и мусоропроводы.

Сталкиваясь с обслуживающим персоналом, он начинал улыбаться и говорить по-русски. Персонал сразу избавлялся от счастливой улыбки и довольно неласково указывал бестолковому туристу дорогу на третий этаж.

Он услышал колокол, зовущий к обеду. Остановившись у служебного лифта и любуясь через узкое окно видом на задворки отеля, Гранцов подождал, пока за его спиной прошаркает по коврам последний коридорный юноша. Из ресторана доносились звуки самбы, которые не могли заглушить многоголосый гомон и позвякивание сотен вилок. Вадим еще раз оглянулся и зашагал вниз по узкой винтовой лестнице.

Перед серой дверью с запрещающим знаком он остановился, выждал несколько секунд и бесшумно приоткрыл ее.

Длинное помещение было заставлено рядами черных мешков. В дальнем конце комнаты от стенки к стенке тянулся длинный стол, заваленный разнообразным мусором: пустыми бутылками и банками, коробками и тряпками, газетами и банановой кожурой.

Вадим услышал чьи-то шаги в глубине этого мусороприемника и взлетел по лестнице обратно на площадку перед лифтом.

Он побродил еще немного, перекусил в баре — куриная ножка и стакан колы, все бесплатно — и поднялся к себе в номер. В коридоре он встретил Марата.

— Вы пообедали? — спросил Кирсанов.

— Да.

— Обидно. У меня куча еды осталась. И виски есть. Будете?

— Не сейчас, — ответил Гранцов. — Что-то меня разморило. Ты разбудишь меня, когда на футбол начнешь собираться?

— Есть, — ответил Марат.

Прежде чем заснуть, Гранцов решил разорить фирму Глобо и за ее счет позвонить домой. Телефонистка говорила с ним по-английски, и он, немного запинаясь, продиктовал ей номер Регины.

— Вадим? Я не могу заснуть, жду звонка. Хорошо, что ты позвонил. Как долетел? Как там, не слишком жарко? Где ты устроился? Море близко?

— Привет, — смеясь, проговорил он. — Можно мне вставить словечко?

— Вставляй, — обиженно ответила она.

— Ну, не дуйся. Ты хорошо меня слышишь? У меня все нормально. Только пока я застрял в отеле. В Сан-Деменцио хотел улететь, но нашу группу задержали тут. Как ты?

— Спасибо. У тебя все?

— Что тебе привезти?

— Ананасы и бананы.

За счет фирмы он сумел уговорить жену не капризничать, и к концу разговора ее голос снова потеплел.

— Страшно скучаю, — сказала она.

— Осталось немного, потерпи, — ответил он на прощание.

Положив трубку, он с запоздалым раскаянием подумал, что надо было все-таки предупредить Регину: ее телефон был поставлен на прослушивание. Таким, немного варварским, способом Вадиму полагалось передавать информацию для Деда и «смежников».

Автобус подали к отелю за час до игры, хотя до стадиона можно было бы и пешком дойти минут за двадцать (судя по плану города). Кроме группы «Сафари», на футбол отправились и двое любителей карнавалов: юрист Гурьев с горном, и политолог Нужнов с трещотками. К ним присоединился смуглый незнакомец, чернявый, с висячими усами. Он представился коротко и важно: «Василь из Одессы». Знакомясь, он приподнял белую широкополую шляпу. Костюм на нем был такой же, как на Кирсанове, только цвета голубой мечты.

Последним пассажиром оказалась девушка, которую привел с собой Ксенофонтов. Ее звали Оксаной Рамирес, она носила рубашку и шорты цвета хаки, ее черные волосы были заплетены в две косички. И была она персональным гидом группы «Сафари».